Карина наконец-то вытаскивает карточку, проходит вперед. На меня то ли намеренно, то ли случайно, будто я уже для нее чужой человек, не обращает внимание.
Мы доезжаем до станции Автово. Вся дорога в молчании, всю дорогу не смотрим друг на друга, но при этом стоим рядом, вплотную. Руки наши могли бы запросто сцепиться, но мы прячем их по карманам…
Выйдя на знакомый проспект Стачек, я не выдерживаю. А имеет ли оно смысл? Зачем теперь ее провожать? Как оно вообще будет выглядеть? Так же молчаливо? Она достанет ключи и без прощания юркнет за железную дверь? Я останавливаюсь. Солнце печет голову. В стороне старушки призывают купить всякое барахло. В стороне, возле забегаловки, курят. Я провожаю ее хрупкую фигурку взглядом. Нет, она не оглядывается, идет вперед, ничто ее не тревожит. Идет, чуть склонив голову. Волосы ее от яркого света отливают красно-рыжим.
Я разворачиваюсь и решительно пускаюсь домой. Догонять ее, хватать за руку, вытягивать из себя слова примирения – сплошное унижение. Гордостью тоже следует дорожить, ставлю жирную точку на потоке мыслей я.
Комната теперь противный чертог, в котором сознание назойливо штурмует желание выбежать на свежий воздух… Через пару часов тоски я все же, не выдержав, хватаю телефон, набираю сообщение, лишь бы устранить возникшую ссору. Иначе неймется. Иначе дух загибается в четырех стенах, в квартире, в которой торчит еще три семьи… Разумеется, отсюда незамедлительно следует бежать без лишних поводов…
В ожидании сообщения я маюсь без дела: то падаю на диван, хватая книгу, то вскакиваю, хватая телефон, то расхаживаю от окна до двери, сунув руки в карманы… Ну, конечно же мы помиримся, утешаю самого себя я, вопрос времени, иначе и быть не может. Мы обязательно помиримся, не могут же просто так любящие похоронить заживо чувства…
Все впечатления, все самое неприятное, что только скопилось за месяцы, я надумываю вылить в преувеличенном формате Борису, которого мой лепет лишь утомляет. Я как будто стене рассказываю. Пустая и стыдливая болтовня… Чтобы резко, поджав хвост, не замолчать, я в самом вкратце излагаю суть проблемы, стараясь хоть как-нибудь выстроить логичность в изнывании, и сам при этом же ужасаюсь тому, какой мальчишеский вздор несу… Его незаинтересованные глаза направлены куда-то в пол, руки его, местами черноватые от въевшейся в кожу грязи, послушно охватывают литровую пластиковую бутылку темного пива.
– В общем, вот, что делать-то теперь? – Я почти не пью. Не лезет. Вкус алкоголя сегодня вызывает сплошное отвращение. Мне даже стыдно, что я пытаюсь пьянствовать и одновременно жалуюсь на Карину. Мне стыдно перед Кариной за выпитое, потому как… Потому как с наивностью подростка еще в самом начале нашего знакомства я пообещал самому себе вести здоровый образ жизни ради нее.