Грузчики принимаются за работу только тогда, когда сигареты догорают до конца. Я бросаю на доски, упакованные в картонные коробки, полный печали взгляд, скрывающий желания обрызгать проклятиями все подряд, в особенности, квартиру и лифт. Три упаковки, каждая из которых в длину превосходит мой собственный рост. Седьмой этаж, и мнение мое никого не интересует, иронично подмечаю я. Надо экономить… Слышал, экономия – один из принципов богатых, только вот люди с достатком, сколько бы они не экономили и как бы не прославляли экономию, не живут в коммуналке и не надрываются…
Во славу здравому смыслу, мы предусмотрительно запаслись контейнерами с едой и отобедали стоя, но перед этим я около двух часов провозился, собирая шкаф. После подъема коробок с деталями руки и ноги гудят, отчего хочется скорее отделаться ото всех и завалиться крепко спать, зная, что будильник не станет звонить…
– Устал за сегодня? – С материнской лаской в голосе спрашивает она. При подъеме последней коробки, руки мои от напряжения дрожали. Я останавливался раза три, чтобы перевести дыхание, и каждый раз, с каждой ступенькой поднимаясь выше, мне казалось, будто пальцы вот-вот уронят эту коробку с проклятыми досками…
– Устал, – неохотно отзываюсь я. Скорее бы взглянуть в лицо всему тому, что с нетерпением ожидает моего объективного одиночества, что все эти несколько дней пыталось разорвать острыми когтями переживаний душу.
– Мог бы и друзей позвать, – вдруг с умным видом выдает она, погружая вилку с насаженными макаронинами в рот.
– Никто не согласился бы.
– Ну и что это за друзья?
– Какие есть, – голосом побежденного выплескиваю я, втайне соглашаясь с правотой ее слов. Действительно, друзья такие, что только за денежную выгоду согласятся… И это невеселое признание затушило теплящиеся угли раздражения. Уныние настолько могучая сила, что разъедает даже самую стойкую ненависть.
– Друзья тебе нужны. Без них скучно живется…
Она ушла сразу же после обеда, когда на город спустились первые вечерние тени, когда работающие все чаще стали задумываться об окончании смены, и чаще с нетерпением заглядываться на циферблат часов в ожидании заветных семи, восьми или девяти… Она ушла, пожелав удачи и заставив выдавить обещание хоть иногда звонить. Когда она ушла, сломленный, я плюхнулся на диван, не выдержав свалившегося на плечи груза одиночества. С ее уходом невыносимая тоска сразу же залила, как аквариум водой, пустую комнату, словно в трюм тонущего корабля наконец-то пробилась волна. Тоска такая, что из комнаты от страха непривычности тянуло трусливо бежать…