– Ну и что! Разве это повод отчаиваться и бросать замысел?
По ее слегка утомленному голосу ясно, что речи мои, как лекции по теме, от которой у преподавателя мурашки по коже, утомили ее.
Она поднимается. Пора домой, почувствовал я, после чего поднялся следом и накинул свой любимый пиджак, чьи ткани еще не поддались износу. Мы в молчании пересекаем комнату. Я следую за ней шаг в шаг. Но, вдруг вспомнив о несказанном, она резко оборачивается. Между нашими лицами крохи расстояния. Мысли не успевают образовываться… Тянет к ней, к ее тонким губам, на каких держатся следы красно-бордовой помады…
Глаза в глаза. Потом она отступает на шаг назад. Можно выдохнуть. Меня тут же накрывает с головой волна стыда, а вместе с ним и страха. Измена… От одной этой мысли легкие и сердце сжимаются в один комок. Я буквально парализован, обездвижен, прикован к паркету. Я неживая огромная плющевая кукла, какую двигают так, как вздумают…
А на кольцо-то она внимание не обратила, промелькает мысль. Видимо, ей настолько наплевать на мою личную жизнь. Тем лучше. Тем безопаснее.
Последнее, что он запомнит, это боль. Сначала прокол кожи, потом вены, а потом… Потом темнота, за которой последует ничего, как предполагают философы. Мне вдруг становится противно от собственной работы. Лоб взмок. Руки затряслись. Мне до бесконечности жаль женщину, с трудом сдерживающую слезы, хотя сколько за пять лет практики я навидался горюющими над питомцами? Но именно она вызвала мучительную, жгущую жалость. Она заботилась о любимце семнадцать лет, боролась за его жизнь до последнего, столько перенервничала, в конце концов, столько потратила денег… А теперь… Теперь не поддающаяся лечению болезнь полностью сломила животное, отчего невыносимая боль ежесекундно душила его.
Кот не дергается. Железо иглы при касании с кожей не вызывает никакой реакции. Он просто лежит и ни на что не реагирует…
– Отпускайте, – как можно мягче прошу я хозяйку, не смотря в ее заплаканное лицо.
Я ввожу снотворное. Белое, как материнское молоко, только вот безумно опасное…
– Он уже спит? – Сдержав всхлипывание, на одном дыхании спрашивает она.
Я молча киваю. Тишина угнетает. Давит на барабанные перепонки.
– Теперь он не чувствует ни боли, ни…
Одна слезинка. Вторая. Женщина склоняется над пушистой безжизненной головой. Ее грудная клетка несимметрично раздувается во весь объем. Эти рыдания она сдерживала слишком долго, и вот теперь… Чем тут поможешь? Провалиться бы сквозь землю и вынырнуть бы на другой стороне планеты, но это моя работа… Усыплять… Нет, моя работа не в том… Нет, сейчас я по-человечески обязан забыть о работе и воззвать ко всей имеющейся доброте, сейчас я обязан поддержать эту женщину, выдать хоть что-нибудь поддерживающее, иначе кто я для нее? Убийца, мясник…