В какой-то момент бутылей перед нами сделалось две. Я даже помотал головой: не двоится ли у меня в глазах? Но нет – это незаметно материализовался откуда-то тощий Гарик с такой же бутылью, только полной. Он уселся в пыль по другую сторону меня и молча слушал мой рассказ, горестно кивая головой.
Потом я вдруг замолчал.
– Ну? – сказал толстый Гарик, выдержав паузу.
– Вот, думаю, не загадать ли желание, раз сижу между вами? – сказал я и прыснул глупым смехом.
– Желание?.. – раздумчиво произнёс толстый Гарик. – Желание есть. Пописать. Только встать что-то не могу…
Нечего говорить, что тут же мы с тощим Гариком проявили себя настоящими друзьями: поднялись сами, взяли нашего ослабевшего товарища за руки и придали ему вертикальную ориентацию в пространстве, лицом к кусту, о который он опирался.
– Гарики-бухарики! – крикнул он, покачнувшись, но не упав.
– Доставай сухарики! – скомандовал тощий Гарик.
Дальше ничего не помню.
* * *
Просыпаться было невыносимо, и даже думать о том, чтобы проснуться, было невыносимо, но какая-то сволочь с таким усилием трясла меня за плечо, что пришлось открыть один глаз. В утренних лучах солнца красная физиономия толстого Гарика так отчётливо напомнила мне вчерашнюю бутыль с красным вином, что меня чуть не стошнило.
– Вставай! – приказал Гарик тоном, не терпящим ни возражений, ни промедлений. – Нам пора.
– Что пора?
– Капат!
– Что ещё за на хер капат? – я открыл оба глаза.
– Ма-а-андарын капат.
Абсурд окружающего мира, несомненно, способствует быстрому пробуждению, но ещё более ему способствует страшное давление в мочевом пузыре. Спустя мгновение я, оттолкнув Гарика, почему-то заговорившего с кавказским акцентом, мчался в сортир, не разбирая дороги. Гарик поковылял за мной, как будто опасался, что я сбегу от него по дороге через канализационный люк.
Сортиром мы всё ещё пользовались временным, с выгребной ямой – дальше Гарики должны были наладить ватер-клозет, которым уже будут пользоваться отдыхающие. Пока что ватер-клозет работал только для работников кухни – то есть для Зинаиды Максимовны. Спустя минуту после того как я начал процесс, в сортир вошёл начальник лагеря. Пристроившись над соседним очком, он сделал свои дела, потом отошёл в сторонку и ожидал, когда я закончу. Ждать ему пришлось ещё минуты две, если не три.
– Да… – сказал он с уважением. – Воистину, нет хуже, чем стоять в очереди на поссать за молодым лейтенантом и старым генералом. Молодой лейтенант долго ссыт, старый генерал долго ищет…
– Я всего ефрейтор… – признался я, заправляясь.
– Вольно, – сказал полковник и удалился.