– Кто-то мечтает с тобой встретиться.
– А, примета. – Я закрыл ухо ладонью.
– Почему спрятал? Вдруг о тебе думает друг, или родители говорят что-нибудь приятное.
– Сомневаюсь. Ты закончил?
– Да.
Я тряхнул рукой. Келвин показал бабочку, сидевшую на грубой безволосой коже.
– Ещё бы она выбрала место посимпатичнее!
– И так сойдёт, – произнёс он снисходительно.
– От меня действительно плохо пахнет?
– Хоть я и не парфюмер, но пахнешь ты вполне обычно. А вообще к чему этот вопрос? – Келвин нажал на кнопку, и бабочка на экране потухла.
– Один парень посчитал, что я курю, потому что воняю.
– А ты куришь? – спросил он серьёзно.
– Конечно же, нет, – ответил я предельно честно, как в зале заседания суда.
Папа объяснял, что курить вредно. Курение не сделает меня взрослым или крутым. Один раз я попробовал с одноклассниками на большой перемене, и мне не понравилось.
– Обоняние потерял, вот и докапывается до остальных.
Он отошёл к густым кустам, что снимал раньше и заметно повеселел, словно выпутался из тёмной ауры.
Боковым зрением я уловил движение. Откуда-то прискакал кудрявый мальчик в бирюзовой кепочке с зонтом. Он выдал неразборчивую фразу, и Келвин, только-только излучающий высокие вибрации, тихо восторгающийся и думающий о своём, тут же отстранился от камеры, как будто у него была другая причина посетить сад.
– Хорошо здесь, правда? – спросил он.
– Угу.
– Я отведу тебя к родителям.
Мальчик не отрывал вопросительного взгляда от Келвина. Они играли в гляделки, пока у мальчика не закончилось терпение, и он захихикал. Его щёки запылали от смеха и радости.
– А я не потерялся! Не потерялся!
– Ну ты же как-то здесь очутился. Мамы или папы я не вижу. – Келвин свистнул и проговорил: – Отойду на чуть-чуть.
– Ага, – сказал я и кивнул.
– Не подождёшь меня?
– Нет. Посмотрю, что там дальше.
Налюбовавшись розами, я двинулся к беседке из лозы и пальмам, чьи плоды были похожи на крупные зелёные виноградины. Меня увлекла идея побыть наедине с собой. Так я прогуливался безо всякой спешки, не открывая сообщения. Для такого зависимого человека, как я, это было большим достижением.
Келвин не нагнал, а остался позади, как и остальные посетители. Наконец-то, свобода.
По мере приближения к центру сада, во мне нарастало умиротворение. Я чувствовал, как ветер, и пальмы, и цветы, и воздух, и солнце даровали безопасность, укрепляли, наполняя невыразимой истомой. Сверху, как щупальца осьминога, нависали ветви корявого дерева. У перекрёстка, где пищал потерявшийся цыплёнок, возвышался могучий баньян, побеги которого спускались до земли, точно грязные волосы. Словно во сне я ступал к сердцу, обласканному природой. Один, без посторонних, откликающийся на безмолвный зов, я готов был обнять каждый куст и прижаться к каждому дереву.