Алоха, мой друг (Шулятицкая) - страница 38

– Отпусти! Отпусти!

Голова Меки упала и заговорила, точно живая:

– Ты меня не отпускал. Почему я должна?

Из раскрытого рта хлынула кровь. Мека удерживала Кимо.

– Потому что тебя нет! Это сон, просто сон!

– Если я сон, то почему не просыпаешься? Ущипни за бок!

Но тело Кимо парализовало от ужаса. Боль в лодыжках усиливалась, потому что Мека ломала его кости, яростно мотая волосами.

– Я не отпущу! Ты умрёшь! Умрёшь!

Он упал с детским плачем и попытался отползти, опираясь на локти. Со стороны деревни раздался тревожный оклик:

– Кимо!

«Отец», – понял он, издав невнятный стон.

– Нет. Вождь и другие будут здесь, но не сейчас. Не всё сразу. Мои возможности не безграничны.

Это были последние слова, которые расслышал жалкий, перепуганный до смерти Кимо. Когда вождь нашёл его, то увидел страшное: сын лежал на животе, и конечности его вместе с головой были отделены от туловища.

Смерть старшего ребёнка потрясла его настолько, что он забросил маленького Моука. Тот погиб при нападении угря.

Со временем стали пропадать жители. Все знали, что их выманивала и убивала Мека, но не высказывали мысли вслух. Кахуна пробовал позвать девушку, или то, что когда-то было ею, но она не выходила на связь.

Мека обрела умиротворение, когда искалечила вождя. Он был последним взрослым грозового племени. Детям, которые не принимали участие в издевательствах над Мекой, пришлось уйти в соседнюю деревню, чтобы не умереть от голода и жажды.

Так и родилась легенда о Меке незрячей. Обычно она спит и не причиняет никому вред. Если же ночью долину посещает человек, совершивший злой поступок, Мека пробуждается и нападает, когда он остаётся один.

Келвин поменял колесо и теперь стоял, прислонившись к внедорожнику.

От холодного ветерка по спине побежали мурашки. Хью прижал к груди переноску с притихшей Багирой, которая словно понимала человеческий язык.

– Добро бывает с кулаками, – отозвался Хью.

– Да.

– А нехороший поступок – это обязательно убийство и любое другое насилие?

– Тебе нечего бояться. Ты же пай-мальчик. Спортсмен, отличник. Гордость семьи.

Моя лукавая улыбка привела его в смущение. Хью попытался отшутиться.

– Ну конечно! Как будто ты хуже.

– Не хуже, но и не лучше. А насчёт поступков не знаю. В маминой книге не было таких подробностей.

– Я слышал скрип.

– Едем дальше. Бабушка ждёт, – мрачно прервал Келвин.

Оставшуюся часть пути Хью молчал и часто оглядывался, будто следил за неуловимой тенью животного. Я говорил, что позади никого нет, но веры в собственных словах не чувствовал. Когда мы поднимались на холм, Келвин ещё раз убедился в том, что мне не стоило рассказывать страшилку: Хью от волнения замутило. Он надел наушник и прижался головой к стеклу.