Тут Келвин не выдержал и схватил мужика за грудки. Сопя и мажась пеной, прилипшей к локтям, он приблизился к рыхлым щекам и отчеканил:
– Нет. Багира в порядке. Я чувствую.
– Идиот! Отпусти! Нормально же общались! – воскликнул он, беспомощно сжимая очки.
– Под наказанием ты подразумевал пинки и запирание в четырёх стенах? Поэтому она не гуляет и не играет на травке? Поэтому закрыты жалюзи? Вторая собака удерёт так же, как и первая. И девушка, если она есть.
– Кел, не стоит.
– Что?
– Паниковать, – прибавил я вкрадчивым тоном. – Оставь человека. Ему больно. Его ситуация нас не касается, помнишь?
– Но!..
– Оставь. Просто оставь, – перебил, взывая к голосу разума.
– Вот именно, – рявкнул мужик, брызгая слюной. – А то смахиваешь на истеричку.
Келвин отпустил мужика, и тот, надев очки, продолжил тереть капот, приглушённо ворча в бороду. Раздражение сошло на нет, когда к нему неожиданно выпрыгнула бело-коричневая собака. Она лаяла так счастливо и беззаботно, что мне тут же стало стыдно за сцену. Мужик гладил блестящую спину собаки, дул на пену, пуская мыльные пузыри, и глупо хихикал, словно возился с переданным на попечение ребёнком и не представлял, чем его можно было занять.
Келвин, омрачённый сожалением, отряхнулся и куда-то пошёл. Я догнал его через много шагов.
– Хочешь поговорить?
– Да.
– Ты весь на иголках.
– Потому что я люблю её. И бросился не потому, что он как-то неправильно относится к животным… вообще нет! Когда он сказал, что мы не отыщем Багиру, у меня всё внутри перевернулось. Я не исключаю ухудшения, как и улучшения ситуации. На данный момент мы зависим от случайности. Если её передали в службу контроля, то ноль проблем. Она в безопасности. Не усну, пока не удостоверюсь, что ей ничто не угрожает. Хорёк, свободно разгуливающий по городу – это нонсенс. Кто-то обязательно снимет на телефон, расскажет об этом близким и знакомым.
– Не отчаивайся.
– Ну, во-первых, не всё потеряно, – сказал Келвин и устало улыбнулся, – а во-вторых, надежда умирает последней. Кто-то же должен получить по мягкому месту.
– Не наказывай Багиру, – попросил я.
– Причём тут она? Я о родителях, о себе. Всё-таки Багира моя любимица. Я за неё в ответе.
– В таком случае, никого не наказывай.
– Я подумаю над твоим предложением, – произнёс он серьёзно и уныло.
На крыльце он спросил, есть ли у меня деньги, чтобы добраться домой. Я вынул проездной на год и ответил, что тратиться на карту на одну поездку невыгодно.
Вечером мама привела низкорослую сутулую гостью с хрипловатым акцентом, чтобы запечатлеть истории. По кухне прокатывался смех. Не стихал принтер, из которого выползали бумаги. Перед тем как утвердить вариант, мама перечитывала написанное по нескольку раз, придирчиво убирала слова, которые мешали уяснить суть, а когда у неё замыливался глаз откладывала груду листков и уминала снэки.