– До сих пор не верю, что ты здесь! – завизжала Опра. – Что ты рядом, живёшь где-то неподалёку. И ведь мы наверняка пересекались!
– Объясни, – потребовал я. – Не пугай.
– Фотки. Я обожала, ну, вернее, обожаю твои фотки.
– Ты моя поклонница?
– Можно сказать и так, – кивнула она и указала на черепаху. – Я успела сохранить её перед тем, как ты всё удалил.
Недоумение сменилось растерянностью. Чтобы кто-то настолько ликовал из-за чужих снимков… Неужели творчество из моего прошлого способно вызвать восхищение? Я вспомнил мёртвых классиков, романы которых остались в истории. Конечно, наши произведения были не похожи как небо и земля, но что-то их всё же связывало. Сила, данная мне, раньше не пропадала впустую. Она была вложена пускай и в маленькое для человечества, но безмерно крупное для одного человека дело.
– У неё есть название?
– Вроде бы, нет. Ты не давал.
– Я хочу посмотреть поближе.
Опра вынесла фотографию и показала черепаху, заговорив с безудержным трепетом:
– Чудесная, не правда ли? Расслабленная, одухотворённая, как монах на Востоке. В ней инь и ян, чёрное и белое, тьма и свет!
– Как патетично.
– Ты тоже это видишь? Да конечно видишь! Ты же фоткал! – опомнилась Опра. – Не все снимки были такими крутыми. Некоторые мне вообще не нравились, но этот…
Зелёная черепаха отдыхала на берегу, подставив под солнце панцирь с белыми пятнами. Возле передних ластов ползал мелкий крабик, переносящий кусочек водоросли. Позади набегала пенистая волна, так и норовящая лизнуть клешни. Я потёр фотографию там, где животное обтягивала кожа, и словно по-настоящему ощутил, насколько она была сухой и жёсткой. Голова напоминала ком сморщенного пергамента, а глаза, в которых отражалась ракушка, облепленная песком, походили на тёмные ягоды.
Вызывающий отклик снимок сперва подействовал на сердце, а уже затем до меня дошло, что он мой. Только мой. Хоть гладкий лист и принадлежал Опре, я мог, не колеблясь, сказать, что являлся автором. Уверенность в сочетании с приливом возбуждения придавала мне сходство с художником, который после длительного затишья был готов вновь орудовать кисточками и писать картины.
– Красивая.
– Не то слово!
– Ты больше никакие фотки не сохранила?
– Хм. Не знаю, – помедлила Опра и потёрла лоб. – Разве они не остались у тебя?
– Так уж вышло, что нет. Иначе бы я не спрашивал.
– Я покопаюсь в папках, если хочешь.
– Обязательно покопайся, – попросил я. – Ладно, мне пора.
Она погрустнела и, закусив губу, протяжно выдохнула.
– Мы ещё увидимся?
– Конечно, город маленький.
– Не такой уж он и маленький, да? – Опра взглянула на Багиру с теплотой. – Я напишу.