– Вставай, поедем домой.
Твардовский встал устало. За ним побрелся, придерживаясь за стену Нерукавин.
Выйдя на улицу Твардовский увидел Госпожу, она еще сидела в карете. «Почему она еще не уехала?» – подумал Твардовский и увидел Макрата , который на корячках ползал, искал свою бороду. Твардовский поднял голову вверх и покачал головой. Наконец прилепив бороду, Макрат прошел мимо хозяина, будто не знал его. Твардовский подошел к Нерукавиной.
Она сидела не шевелясь, с глаз капала слеза за слезой:
– Поверьте, он всегда был хорошим человеком.
– Меня это уже мало волнует, прощайте!
Карета тронулась, наконец появился Нерукавин. Заказная карета уже была здесь, Нерукавин держа в руке коньяк, залез в нее. Твардовский следом за ним, Нерукавин совсем опьянел.
– Ох, жизнь моя… Знаешь, клянусь, любил ее и сейчас люблю. О, горе большое, умереть надо.
– Ну зачем же ты так? Я не удивлюсь, если и с Милоном она посещает такие места.
Услышав храп, вслух продолжил:
– Да ну все эти козни. Да ну тебя и вместе с ними. – без смысла глубоко произнес и понял, что сам уже был пьян. При приезде в третьем часу, Макрат помог затащить спящего Нерукавина и Твардовский решил остаться у так называемого друга. Утро было прекрасное, солнце еле-еле пробивалось через пасмурное небо, через час оно так пробилось, что если после долгих холодов вдруг пришло тепло. Для поэта или философа это праздник, как после долгой зимы – первая весна. Но каким бы ни было это утро, не столь прекрасным оно было для Нерукавина, проснувшегося на заправленной кровати с больной головой, подушки его валялись неряшливо в ногах и первая мысль его озарила: «Какой стыд!».
Он увидел на кресле спящего Твардовского, тот бормотал во сне:
– Она будет моя и только моя.
– Что-что, простите?
И в это самое время проснулся с недовольным лицом Твардовский.
– Ничего б я не хотел. – хотел было уже оправдаться.
Нерукавин сев на кровать, закрыв руками лицо начал стонать, от чего у Твардовского сидящего на кресле, становилась кислая мина.
– Какой стыд, какой позор, чтобы жена… О, боже, я никогда себе этого не прощу.
– Да что Вы?! Это я виноват, это я Вас позвал.
– Да нет же, я ведь все-таки согласился.
– Нет, друг, твоей вины здесь нет, здесь моя вина.
Пока Нерукавин продолжал свою унылую речь, Андрей Семенович про себя думал, постукивая нервно пальцем об стол, о том, что же теперь делать дальше. Может идти и утешать госпожу, в эту пору самое время будет. Вдруг Нерукавин о чем-то его спросил.
– Что-что? – вышел из дум Твардовский.
– Вам я слыхал надо ехать.
– Да, прощайте! – Твардовский нагло вышел.