– Да-да, войдите, не заперто.
– Я от господина Нерукавина, завтра в шесть он вызывает Вас на дуэль, лично Вам он сказать не может, прихворал. На счет этой дуэли вы можете обсудить при встрече.
– Да-да, я принимаю вызов, так и передайте, но также передайте еще одно, что перед дуэлью я готов говорить правду на Библии.
– Хорошо, господин! Хорошо, я передам! – посыльный ушел.
Так и весь день провел Милон в страшных думах, а что если эта самая правда не провозгласит истину на завтра и ближе к четырем все же заснул. Поспав пару часов в дверь постучали, Милон уже был одет, в руках держал ту самую Библию и открыл дверь.
– Господин, на улице вас ждет карета.
Милон взглянул в окно и в мыслях у него пробежало, что быть может он в последний раз видит рассвет, а в глазах мелькнул вчерашний закат. Милон всегда был справедлив ко всему и он свято верил, что эта справедливость однажды восторжествует. Милон спустился вниз и сел в карету. Посыльный шел позади, взял вожжи и карета тронулась. Милону хотелось с кем-нибудь поговорить.
– А далеко ли назначена встреча с Нерукавиным?
– Минут двадцать езды внутри леса, над объездной дорогой, прямо на пустыре будет она.
– Возьмите! – протянул записку родителям, наскоро написанной карете.
– Если что-то случится, передайте ее моей матушке.
– Хорошо! – взял записку и положил в карман.
В этой записке говорилось о последних мыслях умирающего сына, о последних пожеланиях и слов. У Милона вытекла слеза из глаза, но не из жалости к себе, а из жалости к родителям.
– Вот, подъезжаем! – крикнул посыльный.
А за три версты, ехала со всех скоростей карета Нерукавиной, она сидела и плакала навзрыд. Куда же в тот день пришлось ехать служанке Анечке, именно в тот день она узнала, что тот человек, которого она любит может подписать себе смертный приговор. Она попросила подмениться, потеплее одевшись, пешком побрела к далекому жилищу, где ныне жила госпожа Нерукавина. Путь был не близок, она прошла всю ночь, чтобы сообщить вести. Как бы не хотелось спать, есть, пить, она шла, вспоминая о разговорах с Петром Афанасьевичем, о небе, о звездах, и о том, как она сидела у его кровати, не на минуту не покидая его и в тот случай, когда она сидела рядом и не отходила от него искала в бабушкиных записях рецепты против таких хворей, которые одолели Нерукавина. Он взялся руками за голову, она спросила его:
– У вас болит голова?
– Болит, Анечка! – опустив свои руки, ненароком его рука легла ей на колено, та аж вздрогнула и выронила из рук рецепты. Он сам не сразу этого заметил, а как заметил, убрал руку и посыпал ее извинениями. Анна то с грустью вспоминала эти моменты, то с тоской, то с улыбкой в этих думах в дороге ей не пришлось скучать. Наконец добравшись до конца своего пути, она стучала в двери, что есть мочи, в доме послышались шаги и спящий голос.