– Ты так любишь собирать ересь, да ты виноват, но просто на просто не давай впредь осечек. Вот – Ний вручил в руки другу кисть – возьми и нарисуй что-нибудь на моей картине.
Работа парня была на половине пути к завершению. Он писал портрет белокурой девушки, примечательно было то, что её зачёсанные назад пряди волос оголяли отсутствие ушей. Эти органы были на бледных розоватых ладонях и леди словно прятала их сомкнув руки перед собой. Лазурная мирная даль позади, видимо, была водной гладью, отражающей облака и серые крыши каких-то домов. Кирей уже давно привык к странным, мотивам творчества своего друга и сюрпризом новое творение не стало. Нечто заставило его помедлить с реакцией и вглядеться в черты лица, такие же, как те, что смутно мерещились в его голове. Леди, смотревшая с холста, была подобно миражу из его сна, но кто она такая разобрать не получалось.
– Зачем?
– Бери… мм… – он выдавил на старую, потасканную палитру два оттенка: лесной зелёный и цвет синей Элис, а получившийся же при смешении если прислушаться походил на слабый дождь искупления, а в глазах мерещился совершенно не подходящим всей гамме, что уже использовалась Нием прежде. Цвет был потусторонним для всего изображённого прежде, но юноша предпочёл именно его.
– Бери этот и помоги мне закончить.
Он встал с места уступая его другу, сам же пересел за клавиши, подключил устройство к розетке, переключился на режим фортепьяно и опустил руки, задрав голову к потолку. Он выжал пару мгновений первый аккорд, а дальше начал плыть руками по инструменту уверенно и трепетно, подобно тому, как молодой хирург начинает ответственную операцию или как влюблённый юноша касается руки своей возлюбленной. Сначала мелодия была плавной и, если закрыть глаза на ум приходил образ безмерно длинных в метр шириной лент хлопкового полотна, что свободно в небе изгибаются и колышутся на тёплом ветру. Музыка – светлая, как рассвет и чистая как снег.
Кирей мало что понимал в живописи, но товарищ не шутил, он был готов доверить несколько дней своего труда в чужие руки. Он правда предоставил картину в руки страдальца. Брюнет начал подрисовывать маленькие капли на лице вокруг глаз и в них, так что через пару мгновений у героини творения невозможно было разглядеть и зрачков, кажется, по началу он думал, что так лицо девушки будет живее, якобы она только что плакала, но, не сдержав чувств, он залил ей глаза полностью, не давая видеть внешний мир. Словно он помог ей спрятаться от того, что заставило её снять свои уши. Парень неловко вмешивал свой цвет на полотнище стараясь добиться переходов и градиентов, но это лишь делало портрет через чур жалким и нелепым.