— Абсолютно уверен.
— Не интересовались, как она очутилась здесь?
— Приехала для участия в археологических раскопках, которые ведет профессор Николаи.
— Это не тот ли профессор, который разглагольствовал не так давно о демократии и праве каждой нации выбирать себе способ управления по своему усмотрению?
— Он самый! — ответил за Дитриха Соковский.
— Значит, жив еще! Жаль, очень жаль… Лучше было бы прочитать сообщение о его скоропостижной кончине! — Фон Болен расхохотался.
Рассмеялись и те двое. Соковский сказал:
— Мы об этом подумаем.
От этих слов у Лизы даже дыхание перехватило. Внизу опять перешли на шепот, потом все стихло, гости и хозяин ушли. Но она была слишком возбуждена услышанным, чтобы заснуть. Сообщить бы обо всем «отцу», чтобы наши вовремя разоблачили фальшивку… Но как? Единственная возможность — ехать в Париж как можно быстрее. Нет, и это не годится: отъезд раньше времени может вызвать подозрения, и так фон Болен интересовался ею. Она ведь ни разу не заикнулась, что собирается скоро уезжать. Если бы срочная телеграмма, вызов… К сожалению, некому послать такую телеграмму.
Утром в воскресенье, когда в доме все спали, Лиза сама приготовила для детей завтрак и позвала их в столовую. На столе лежал лист бумаги. Лиза бросила на него быстрый взгляд и успела прочитать заголовок: это была та фальшивка, о которой шла речь вчера ночью.
Как, почему такая сверхсекретная бумага очутилась на столе? Забыли случайно или оставили с определенным умыслом? Неужели ее заподозрили в чем-то? Она, кажется, не давала никакого повода для этого, так в чем же дело? Все это молнией пронеслось в голове Лизы… Конечно, было бы очень эффектно — приехать в Париж и положить на стол бумагу, сфабрикованную в Берлине. Не только рассказать словами о готовящемся заговоре, но и доказать это документом. Соблазн велик, что и говорить. Однако не надо забывать, с кем имеешь дело. О забывчивости таких прожженных людей, как эти, и речи быть не может, — тут явная ловушка. Малейшая оплошность, один неосторожный шаг, и все пропало — погибнешь сама и дело погубишь.
Лизе, как сквозь сон, послышался голос мальчика:
— Фрейлейн Марианна, на столе какая-то бумага! — Он потянулся, чтобы посмотреть.
— Подожди, Пауль, — остановила его Лиза, — разве ты не знаешь, что чужие бумаги читать не полагается? — Она накрыла листок салфеткой.
Накормив детей, Лиза повела их гулять…
Время бежало быстро, до начала занятий в университете оставались считанные дни, — пора было собираться домой. Лиза поехала за город, на раскопки, чтобы попрощаться с профессором Николаи. Всю дорогу она думала о том, что следует предупредить ученого о грозящей ему опасности — посоветовать уехать отсюда куда глаза глядят. Нет, делать это ей, Лизе, нельзя ни в коем случае. Профессор первым долгом спросит ее, откуда она знает о том, что ему, чело-веку абсолютно мирной профессии, грозит опасность. Ясно, что Лиза не сможет дать удовлетворительного ответа. Тогда он посчитает ее за сплетницу, интриганку, может подняться шум, история эта дойдет до ушей фашистов, и они поймут все… Помочь профессору необходимо: приехав в Париж, она попросит Василия или самого «отца» найти способ и спасти его. Они такой способ найдут!..