– Молодой человек, – обратилась она явно ко мне, – вам плохо? Может, скорую вызвать?
– Да нет, наверное, – отвечал я неопределенно, приподнимаясь с пола и догадываясь, что та трактовала мое сидение у стены на рабочем портфеле болезненно. – Я коллега девушки из той вон квартиры, меня с работы прислали узнать, где она, что это на работу перестала выходить, – сочинял я на ходу правдоподобную легенду.
– Ааа, я поняла, о ком вы… Так эту квартиру постоянно приезжим сдают, а хозяев я и сама толком не знаю. Да, проживали здесь две девушки, сестры. Они жили-то тут недолго совсем, месяца три. Так на прошлой же неделе еще съехали, я сама видала: им парень еще какой-то с вещами помогал, длинный такой…
– Сееестры, говорииите? – растянул я в ответ свое удивление.
– Ну да, а что? Да я и не знаю, я ж у них-то не спрашивала… но вообще-то я была уверена, слыхала, может, чего, – доверительно сообщила мне бабушка. – Ааа, так это ж Тимофеевна с первого этажа мне сказывала, она у нас тут за всеми присматривает, всех знает. Если хотите, сходим к ней сейчас же!
– Да ладно уж, спасибо, не надо, – невнятно пробормотал я что-то в ответ, нашел в себе силы и пошел.
Что ж, это многое объясняло. Кажется, позабыв даже попрощаться с сердечной старушкой, я спускался вниз по лестничному пролету, понимая уже, что и сам в каком-то смысле пролетел, и в то же время, не понимая еще совсем ничего.
Минула неделя. Я продолжал посещать службу и притворяться руководящим разводящих, дела в конторе снова ладились, счета полнились, внутренние манагеры работали как швейцарские часы. И все это не доставляло мне ни малейшей радости, не представляло никакой ценности – то были чужие деньги, чужие цели, чужие успехи. Я же без этих двух девушек, по ощущениям, словно бы овдовел, понес непоправимую потерю, не находя себе места ни тут, ни там: и пускай наши отношения в итоге как-то не сложились, как бы оборвались на полуслове, все-таки, необходимо признать, мне их крепко не хватало в те странные дни. Ни с кем кроме них не хотелось мне общаться на работе, до и после нее, не о ком стало поразмышлять на досуге, некого разгадывать, не от кого ждать неожиданного звонка или надушенного письма в белом конверте; вновь я погружался в полную пустоту, точь-в-точь как в те памятные дни, когда покончил со своими писательскими прозябаниями.
Потому, наверное, я и принялся наполнять пустоту попытками развязать этот клубок: меня совершенно не устраивала значительная неясность, оставшаяся после девушек; обе исчезли бесследно, как дым на ветру, не прощаясь и не оборачиваясь, однако вопросы-то остались…