Едва дождавшись окончания трудодня, хотя меня вновь задержал телефонный звонок, я ринулся к дому Моники, напролом сквозь все попадавшиеся на пути транспортные узлы и сплетения, метрополитеновские падения, взлеты и народные сопротивления в кишке подземных переходов. И пусть точного адреса я не знал, фактическое расположение дома в пространстве и номер квартиры все же запомнил, во многом потому, что он точь-в-точь совпадал с номером моей квартиры, что мне тогда еще, помню, понравилось: ведь отлично ложится в трогательную love story, которые она так любит.
Достигнув искомого подъезда, я уткнулся в домофон, который, к моему разочарованию, не работал: пробовал я прозвонить и по соседям, однако ответом везде висела тупая и тоскливая тишина. В результате мне удалось проникнуть в подъезд с вечерними собачниками, я бегом устремился на пятый этаж, в нетерпении позабыв даже про действующий лифт, раздумывая на ходу, что потревожу, конечно, ее родителей, включая строгого папу, но разве могло это иметь хоть какое-то значение в ту драматичную минуту, только бы с ней все было в порядке…
И вот пока я морально готовился к знакомству и, возможно, последующему сложному объяснению с папой с ремнем, вопреки всем моим ожиданиям, дверь отворил некий армянин лет сорока на вид, который, чего уж, явно не годился ей в отцы… В миг мой замученный мутный мозг выдал сразу несколько взаимоисключающих предположений: «это какой-то неправильный дом, не ее это квартира, но нет – вон же та необъяснимая маркерная надпись на стене: «Гваделупа для гондурасцев», да нет, нет тут ошибки. Тогда кто этот… гражданин… армянин, явно не отец, не брат, а вдруг… это ее друг…», – мелькнула во мне неприятная, но все-таки версия.
Через пару секунд выяснилось, правда, что все мои умозаключения оказались ложны. Из непродолжительного разговора с открывшим дверь армянином, представившимся Игоряном, мне удалось установить, что заселился он в эту квартиру только в прошлую пятницу, а потому, по всей видимости, я разыскиваю съехавшую уже квартирантку. Имя «Моника» не говорило ему ни о чем.
Выслушав признания армянина Игоряна, я дожидался, пока тот захлопнет дверь и станет, видимо, подглядывать в глазок, а сам, то ли от настигшего разочарования, то ли от яростного роя мыслей, расселся на лестничной площадке, не находя сил и причин ехать через весь город обратно.
Можно сказать, что я ждал чего-то еще, и вскоре мое ожидание было щедро вознаграждено. Из соседней квартиры только-только показалась голова любознательной женщины преклонных лет, а я уже знал, что у нее найдется для меня небезынтересная информация.