И уж, конечно, сразу я сообразил ЗАЧЕМ?!? Нине Иоанновне понадобилась моя квартира. Не квартира ей была нужна, но трибуна. Трибуна, с которой она снова сможет держать публичные речи, блистать в дорогих нарядах, восхищать всех своей биографией в изложении из первых уст, ведь именно этим она промышляла все время, сколько я ее помнил. Однако теперь, на заключительном отрезке жизни, пробраться к трибуне Нине Иоанновне удавалось все реже, поток почетных грамот почти иссяк, ее начали забывать, и таким вот замысловатым образом, видимо, она задумала громко вернуться на большую сцену театра жизни. Ну а я… что я… ну посижу где-нибудь в уголке, в тени ее сиятельства, как и подобает бедному родственнику, на котором изрядно отдохнула природа, сотворив четырьмя десятилетиями ранее настоящий бриллиант. Разумеется, я выиграю этот суд, но назавтра о том, понятно, никто и не вспомнит, вспомнят ее – великодушную и великоречивую, добропорядочно улаживающую это досадное недоразумение…
«Хм, на ловца и зверь бежит – так, кажется, я формулировал свое трудоустройство в РЦСЧОДН? Вот только выясняется, что в этой формуле я был вовсе не ловцом, а бегущим к ловцу зверем» Так я начинал уже складывать эту мозаику, все более-менее вставало на свои места, пускай некоторых элементов, для полноты картины, пока не доставало. Тогда я обратился ко второму письму, совершенно не представляя, что там может быть еще…
Вот оно посмешило в самом буквальном, прямом смысле. С иском против меня выступили некие интернет-активисты из группировки «Слово за слово». Среди подписантов стояло фамилий порядка тридцати, фамилий неизвестных. Фигурировало, впрочем, и несколько вполне известных, то есть известных мне – из числа тех людей, кому я вручил с полгода назад свою, с позволения сказать, книгу. «Книга», к слову, совершенно бесплатно валялась и на ряде интернет-ресурсов, куда я выкинул ее собственноручно, не являясь приверженцем всяких там авторских прав и старателем даже пробовать подзарабатывать деньги на своих сочинительских выхлопах.
В иске утверждалось, что «Книга» настолько слаба и невыразительна», написана столь «бедным слогом», что ее следует… запретить. Сам же я характеризовался там как личность «ничем не замечательная», а потому, соответственно, по мысли подписантов, меня надлежит «принудить к запрещению писательства»… справедливости ради, имелась в документе оговорка, что все-таки за исключением тех редких случаев, когда это действительно необходимо, вроде написаний заявлений об увольнении или составлений судебных оправданий. С другой стороны, активисты просили ограничить мне в доступ в тот же блог, поскольку «Никольский опускает уровень литературного искусства на немыслимый прежде уровень, пользуясь возможностями великого русского языка безыдейно: затрагивает чуждые прогрессивной общественности темы и делает это со злым умыслом, в чем сам же и признается на страницах своих опусов». Наверное, мне следовало бы обидеться на подобные отзывы и характеристики, ведь я сам же, припоминаю, еще месяца три тому назад плакался и очень страдал насчет отсутствия каких-либо мнений. Однако опять ошибался – мнения поспели, пришла пора собирать эти горькие плоды. Словом, группировка «Слово за слово» на полном серьезе вознамерилась выбить из меня всю литературь, и без того-то уже полностью выработанную, сломленную сомнениями и практически отсутствующую в природе. «Фигня все это, – прикидывал я, – ну, даже если суд и удовлетворит иск этих фейлологов, что я теряю? Ничего. С писательством я уже покончил, своевременно повесив перо на гвоздь, пущай теперь запрещают, делов-то, ха!..»