Покемоны и иконы (Коган) - страница 45

«Сергей Лазарев», – не моргнув глазом, выпалил я. Из радиоприемника, что стоял на сейфе, доносилось надрывное You’re the only one, you’re my only one, you’re my life every breath that I take… с прошедшего Евровидения.

«Адрес? Телефон?» – подхватил следователь.

«Не знаю, мы в компьютерном клубе познакомились. Я как-то говорил, что было бы неплохо поснимать что-нибудь очень маленькой камерой, незаметной, а Серёга сказал, что у него такая есть. А потом принёс. Я её даже из пакета не доставал».

Меня то допрашивали, то я сидел без дела в пустом кабинете. Уже потом задним числом я понял, что надо было отказаться от дачи показаний без адвоката, сославшись на статью 51 Конституции. Но что сделано, то сделано, как говорится. Оказалось, что моим делом занимаются по меньшей мере четыре следователя и вдвое больше оперов, включая того фээсбэшника. Неужели все убийства в городе были раскрыты, все воры пойманы, а все наркоторговцы отправлены за решётку? Видимо, в чистом от преступности славном городе N оставался на свободе только один блогер, который нёс злобу и ненависть честным православным людям. Поэтому на его поимку были брошены лучшие стражи правопорядка. Об успехах операции по обезвреживанию этого злодея и богоненавистника по всем каналам трубили победу пресс-секретари областной полиции, Следственного комитета, прокуратуры, а также журналисты многочисленных СМИ. А под сводами храмов святейшие бородачи строчили завтрашние проповеди во славу справедливого судилища над оступившимся богохульником. «Господи, если ты и вправду существуешь, разродись громом и пусти молнию в мой грешный череп, но освободи меня от этих нудных и дотошных оборотней!» – я закатывал глаза к потолку и готов был вслух прочитать любую молитву, лишь бы издевательство надо мной прекратилось. Адвоката мне не давали. Телефонного звонка лишили. Трясли перед лицом журналами, которые я с недавнего времени начал издавать самиздатом, майками с разными смешными надписями, какими-то рисунками, листочками и ещё всякой дрянью, которую я перестал идентифицировать. Осталось только ещё раз постучать мне по почкам, и пророческие слова фээсбэшника начали бы сбываться.

«Что же это происходит-то такое? – задавало вопросы моё помутненное сознание. – Одни бесы законы бесовские принимают, другие их исполняют. А третьи, сочувствующие, стучат на тех, кто в этом мире остается ещё со светлыми мыслями. Как же эта банда боится критики в свой адрес! Но без критики связь с реальностью теряется. Власть без критики забывает, кому она должна служить. Ведь в демократическом обществе монополией на власть обладает только народ. Он же вправе и ругать власть, быть ею недовольным. Ну, так это же в демократическом… У нас-то народ никогда голоса не имел. Народ у нас никогда не снимал своих рабских оков, поэтому рабство у нас в мозгах, в генах наших. Отсюда и ничем не объяснимое преклонение пред господином, заискивание, подхалимство, лизоблюдство. Отсюда и страх. А страх – основа веры».