история вносит коррективы в правила поведения, и вот уже наглость становится смелостью, а бессовестность – благотворительностью. Выдумав однажды богов, человечество эти мифы не развенчивает, а напротив, холит и лелеет. И чем неправдоподобнее миф, тем сильнее вера в него. Слабым вера необходима, чтобы надеяться на спасение, а сильным – для того, чтобы с её помощью управлять умами других и вершить чужие судьбы. Тот, кто понял эту формулу, кто осознал всеобщий обман, тот либо остается в стороне, либо надевает маску и в ней уже гримасничает, поддерживая иллюзию, приспосабливаясь ко всеобщему сумасшествию, выискивая в нём для себя выгоду.
Читал я Льва Николаевича и думал: а какие аргументы в мою защиту он нашёл бы, случись ему защищать меня в наши дни в суде? Ведь он на юридическом учился и даже как-то защищал одного бедолагу-рядового, приговоренного военным трибуналом к расстрелу. Правда, в том процессе, несмотря на всё красноречие защитника, обвиняемого всё же расстреляли. Но дело было вовсе не в слабых аргументах защиты. Власть в России никогда не допускала и не прощала надругательства над собой. Тех, кто покушался на неё, не важно, на верховного ли правителя или на мелкого чиновника, всегда ждала расправа. Никому неизвестных казнили, бросали гнить в тюрьмы, имевших имя и состояние как могли притесняли, отжимали имущество или высылали из страны. А церковь, как инструмент власти, ещё и подводила под обвинительный вердикт «божье благословение».
Как бы он смог меня защищать в моём-то деле, когда сам был отлучен от православной церкви, был, по сути, еретиком признан? Ведь он не признавал ни Святую Троицу, ни рождение в результате непорочного зачатия, ни воскрешение после смерти, ни загробной жизни. Да и царю мог своим глаголом бакенбарды подпалить. Его впору было самого судить. Так что оставалось мне надеяться только на своего адвоката и верить в правосудие.
Хм, верить…
Квартира, где я отбывал свой домашний арест, находилась на двадцать втором этаже новенькой «свечки», выросшей почти у набережной. Странное дело: люди, уставшие от тесных коммуналок и хрущёвок, когда появилась такая возможность, должны были перебраться в собственные дома, подальше от городской суеты, назойливого шума улиц и неуравновешенных соседей. Но вместо этого они стали забираться в небоскребы, всё больше уплотняясь на квадратном сантиметре. Видимо, взбираясь выше и выше, люди хотят там, на облаках, занять лучшие места. Временами я стоял у окна и с неба наблюдал муравьев, припарковывающих своих ездовых жуков, катающих в ореховых скорлупках своих личинок, таскающих в свой муравейник листочки-котомочки с найденными или отбитыми у кого-то в жестокой схватке крошками еды. Но я был частью этого муравейника. Иногда на своём ездовом жуке приезжал мой муравей-адвокат и привозил мне еды, чтоб я не сдох с голоду и от одиночества не выбросился из окна. Само собой, у него были ключи от квартиры, но, будучи хорошо воспитанным, он уважал моё личное пространство и всегда предупредительно звонил в дверь.