— Почему ты голый?
— Разве голый? — Родион насмешливо приподнимает бровь.
— Господи! — отворачиваюсь от него, крепко зажмурившись.
— Сзади тоже неплохой вид, — глухо резюмирует он.
Ничего не придумываю лучше, как спрятаться за плотной шторой:
— Уходи.
— Это мой дом, а ты дверь не закрыла. Расценил как приглашение зайти. Я зашел и не пожалел.
— Я закрыла! — выглядываю из-за шторы.
— Если бы закрыла, то я бы не зашел. Логично ведь, Яночка? — Родион неторопливо почесывает грудь, и я забываю, как моргать.
— Хватить себя мацать!
В некоторые моменты, такие, как сейчас, я не думаю над тем, что говорю. Ну и таких моментов раньше и не было, чтобы ко мне в комнату завалился полуголый мужик, которому место не в будуаре приличной пленницы, а в… Я не знаю, где ему место, но точно не в моей жизни.
— Уходи!
— А если не уйду?
Прячусь за шторой и со злым пыхтением, как у ежа, к которому в нору влезла наглая волчья морда, надеваю платье и завожу руки за спину, чтобы одолеть упрямую молнию.
— Тебе помочь? — голос у Родиона насмешливый и вкрадчивый.
— Нет!
— Ах да. Ты же у нас сильная и независимая, — скучающе отзывается Родион.
— Да уж с замком как-нибудь справлюсь!
— Пока все выглядит так, будто тебя там прихватил удар эпилепсии.
Подцепляю пальцами язычок замка, и зубчики молнии приятно шуршат. Оправляю подол и выхожу из-за шторы.
— Да! Сильная! — стучу каблучками к Родиону. — Да! — останавливаюсь перед ним и цежу сквозь зубы. — Независимая!
А затем откидываю волосы за спину и смотрю в его глаза, изо всех сил стараясь не опускать взор на его грудь, живот и прочие непотребства, а очень хочется не только гостя оглядеть, но и коснуться. Пробежаться пальцами по стальным мышцам, уткнуться носом в его могучую шею и вдохнуть полной грудью терпкий запах его тела.
— Ясно, — Родион хмыкает, обходит меня и подхватывает с пола халат и мои трусы.
Вот же бессовестный наглец! Я ведь уверена, что закрывала дверь.
— Не смей! — взвизгиваю я, подскакиваю к нему и львицей вырываю из его пальцев трусы, которые прячу тут же за спиной. — Не трогай!
Пристыженно отступаю на несколько шагов. Готова за свои позорные трусы бороться до последнего. Нос откушу, бороду повыдираю и плечи его широченные расцарапаю, но не отдам.
— Это какие-то особенные и дорогие сердцу трусики? — серьезно спрашивает Родион, перекинув халат через руку.
— Ага, муж на годовщину подарил, — едко отзываюсь я.
В который раз убеждаюсь, что шутить я не умею. Лицо Родиона выражает полное недоумение. И не обвинять же его. Кто дарит жене на годовщину хлопковые трусы с зеленой резинкой и желтым бантиком. Нет, все же к похищению мне стоило подготовиться, чтобы сейчас не краснеть от стыда.