Уже давно в бутыль со спиртом, использующимся для дезинфекции, подлили немного зеленки – чтобы у персонала не было соблазна выпить его. И вот теперь из красных воспаленных глаз медиков-практикантов, дежуривших прошлой ночью, текли зеленые слезы. А спирта в емкости изрядно убыло.
«Катя, что с тобой? Что ты лыбишься, как дурочка? – Марина Викторовна отвлеклась от своего гневного спича. – Под препаратами, что ли? Или влюбилась? Смотри у меня!»
Ее проницательности можно было только позавидовать.
Смена тянулась необычно долго. Уже под конец дня у смешливого деда Толи из седьмой палаты началось легочное кровотечение. Пришлось спешно везти его в реанимацию. Систему>2 ставили прямо в лифте.
Вены у деда Толи были сложные, бегающие. Взгляд мой невольно задерживался на длинном вытатуированном номере на его запястье. Руки дрожали, и я никак не могла попасть иглой куда следовало.
«На свиданку, небось, опаздываешь, – сипло прошептал он. – Прости, что подвел тебя, девочка…»
Наконец я все-таки вошла в вену, и пациент задышал ровнее. Лифт приехал на этаж интенсивной терапии. Было невероятно больно смотреть, как рак отнимает жизнь у этого человека, уцелевшего в нечеловеческих условиях концлагеря.
Смена моя закончилась…
Всю дорогу домой я проплакала, проклиная жизненную несправедливость. Почему сволочи и гады живут на свете припеваючи, а светлые, добрые люди вынуждены страдать от рака и прочих недугов?
Пережитый стресс заставил забыть о вчерашней встрече. Мы не обменялись с Асланом телефонами – никаких телефонов у нас тогда еще не было – и расстались как будто бы навсегда.
Трудно представить охватившую меня радость, когда у подъезда замаячила тень моего спасителя.
– Добрый вечер, – произнес он. – Прогуляемся?
И вдруг, заметив мое состояние, изменился в лице:
– Что случилось?
Я, всхлипывая, вкратце пересказала ему события дня.
Он внимательно слушал, а потом просто молча обнял меня, позволяя выплакаться вволю…
С тех пор мы встречались каждый вечер – гуляли, болтали обо всем на свете. Мне казалось, это не закончится никогда.
***
Объяснить сегодняшнему поколению, кем был Аслан, сложно, но те, кому довелось пожить в девяностые, легко поймут меня. Вид его был очень странным. При взгляде на него слева он производил впечатление веселого и доброго рубахи-парня, но стоило посмотреть справа, и можно было до жути испугаться зловещего, словно застывшего взгляда. Секрет был прост. Вместо правого глаза у Аслана был искусный протез, почти как настоящий, с первого раза даже не различишь. Последствия точного выстрела какого-то осетинского Чингачгука. Помните эти луки из орешника с тетивой из лески?