Пока сторож возился с ключом, Каганер с удивлением понял, что за все годы, за всю разъездную свою киношную карьеру он ни разу – ни одного – не входил в такую комнату.
В пустой кинобудке было темно и тихо. Через квадратное окошко в дальней стене до Каганера донёсся шум из зала – там топтались, хлопали откидными сиденьями и громко шептались. Он живо вспомнил, как, бывало, в детстве с тревогой оглядывался на такое окошко, что маячило за спиной опасной амбразурой; вот и теперь он заглянул в него – со своей стороны – с необъяснимым волнением: белое полотняное поле расстилалось там.
– Засей его, – тихо сказал Ионыч.
Каганер дёрнулся, как от удара. Сейчас только понял он, что проектора в будке не было; впрочем, на всём “Небе” провода и прочие признаки электрификации отсутствовали напрочь.
– Но как? – спросил Каганер в недоумении.
Ионыч тихонько подтолкнул его к окошку, из сумрака придвинул стул. Каганер сел напротив амбразуры, и две тяжелые шершавые ладони легли ему на лоб.
– Просто смотри туда, смотри и думай. Поплачь о себе, если хочешь.
В зале свистнули и захлопали.
– Пора, Львович.
Дверь кинобудки захлопнулась с железным лязгом. Теперь он один.
– Кхм, – неуверенно прочистил горло Каганер.
Экран в зале немедленно вспыхнул, засветился, запузырился рваной плёнкой. Его растерянное лицо появилось в центре.
– Это поразительно, – сказало лицо Юрия Львовича на экране и сделало смешную гримасу.
В зале засмеялись.
– Это мужик с пляжа, – сказал кто-то громко.
– Да, – подтвердил Каганер, – разрешите представиться, меня зовут Юрий Львович, и я…
– Алкоголик, – добавил прежний дурашливый голос. Вокруг засмеялись и зашикали.
– Нет, – сказал Каганер, – не бывал я трезвее, чем сейчас, за всю свою жизнь.
И, похоже, пришло время её судить. Я готов.
И он принялся вспоминать, рассказывать, смеяться и плакать. И люди в зале увидели его раскадрованную жизнь, засмеялись и заплакали вместе с ним, вплоть до самой его смерти.
– Знаете что? – спросил он, когда экранный Ионыч запер за ним ворота. – Давайте я вам настоящее кино покажу. Хотите?
Это было чем-то новым здесь. Люди перед экраном замерли, потом зашумели, потом захлопали.
– За свою жизнь я снял всего один стоящий фильм, и так уж получилось, что на экраны он не вышел. Сейчас я наконец это исправлю.
Каганер глубоко вдохнул и сосредоточился. “Мотор”, – скомандовал он себе и отпустил заглавные титры. Музыка полилась в зал, и Юлия, его вторая жена, улыбнулась ему холодно, словно предвидя исход, и подала первую реплику.
***
– Говорят, вы были сегодня в ударе.
– Отчего же не пришли?