Горячий характер Богданова известен. Выступать он умеет, часто бывает трудно понять, то ли доклад у него, который он помнит наизусть, то ли блестящая импровизация. Но тут он, конечно, увлёкся… Богданов же задумался, что-то припоминая, что-то оценивая, и сказал вполголоса твёрдо:
–Вы будете его иметь.
Жизнь в конном заводе шла своим, однажды и навсегда установленным порядком. Зимой в деннике озабоченной Молвы появился щуплый жеребёнок на несоразмерно длинных, стеклянно-хрупких ногах. Жеребёнка назвали Микроскопом.
Своё первое лето Микроскоп провёл на лесных пастбищах в табуне маток, жевал, подражая взрослым, траву, поражаясь разнообразию солёного, кислого, горького. Тело его стало плотным, послушным, шаг уверенным, вид гордым. Подчиняясь людским причудам, он позволил надеть на себя недоуздок, не догадываясь о назначении этих щекочущих кожу, резко пахнущих ремешков.
В конце лета жеребят отнимают от матерей, и несколько дней они проводят в тоске и беспокойстве, смутно догадываясь, что случилось непоправимое. Но коротка их память, и скоро встреча с матерью ничем не взволнует их.
Зимой жеребят заезжают. Это происходит на восьмом месяце их жизни. Сначала водят их вдвоём: наездник сзади, за вожжи, помощник – за недоуздок. Они знакомятся со вкусом и запахом металлического мундштука. Выглядят они в это время смешно и трогательно, маленькие лошадки во взрослой упряжи, в длинных, не по росту, оглоблях. Они капризничают, пятятся назад, поворачивают в сторону, не понимая вожжей, валятся на землю, озоруя. Им дают время привыкнуть, запрягают не каждый день, настойчивая рука наездника понуждает их и, наконец, они соглашаются с неизбежным.
В учёбе проходит второе лето, теперь их зовут полуторниками, они постигают ипподромную азбуку, привыкают к шороху качалки за спиной, к поворотам, компании сверстников на дорожке, начинают понимать приказы наездника, когда движением пальцев он легонько переводит вожжи, требуя то ускорить, то замедлить бег. Они узнают, что кроме шага и галопа, есть тихий, средний и весёлый трот, размашка, мах, резвая работа, езда на приз. Первое лёгкое давление мундштука на губы, первое прикосновение хлыста… Именно прикосновение. Хлыст для орловца – высшее и, как правило, незаслуженное наказание.
Нужно привыкнуть к громогласному трактору, к быстро летящей машине, к гудку электровоза, к белью на верёвке, которым, как флагом, размахивает ветер, к какому-нибудь бревну или камню на дороге, которого не было неделю назад: зрительная память у лошади феноменальна.
К концу второго лета они знают и умеют много, но они ещё дети и никак не могут понять, почему их ненавидят взрослые жеребцы, зачем так страшно рявкают на них, оскаливая чудовищные зубы.