Откуда она об этом знает? Сын рассказал? Трепло.
– Не подумай ничего такого, – выплёвывает ядовито. – Мне всего лишь интересно, что натворил Аяз. Он всё-таки мой будущий муж.
Меня перекашивает. Зубы друг о друга скрипят, а огонь гнева вспыхивает в одно мгновение, прожигая грудную клетку.
– Ты уверена, что хочешь услышать правду? Боюсь, после этого на моего сына ты посмотришь слегка иначе, – еле говорю.
Она поворачивается ко мне полубоком. И меня это бесит. Как только речь зашла об Аязе, она пошла на контакт.
– Я начинаю сомневаться. Ты ведь можешь соврать мне, чтобы подняться в моих глазах. Хотя это уже невозможно.
Я усмехаюсь.
– Хочешь правды? Будет, – отвечаю стойко. Аяз – не хороший мальчик. Совсем не тот, которым его знает Ева. – Но спрашивай у него. Поскольку, узнав эту историю из моих уст – ты не поверишь.
И это убивает.
Была бы у меня возможность – я бы вернулся тогда, три года назад, и сделал всё по-другому. Наверное. Вряд ли я исправил бы ситуацию с сыном. А с Евой… Не смог бы её оставить. И тем более кому-то отдать. А ведь уехав, мы бы не встретились долгое время. И у неё кто-нибудь появился бы.
Чёртов посол! И сын, неспособный держать своего друга в штанах.
– Я попробую, – заверяет.
– Нет, – отвечаю чётко, даже не думая о том, чтобы рассказать ей об этом. Пока мне нужно, чтобы она была рядом с Аязом. Хоть у меня и всё жжёт от той мысли, что они лежат в одной кровати. Он трогает её своими руками. Касается пальцами её бархатной и прозрачной кожи.
Аяз, любимый и уважаемый сын, в один момент перечеркнул всё. Изменил к себе моё отношение.
Он решил переспать с дочкой посла. Тогда, много лет назад. И пока я сидел и ужинал с Евой… Он развлекался. Посол Турции застал их в одной кровати. А пигалица тем временем, испугавшись, начала обвинять Аяза в принуждении и шантаже.
Да, черт, не хотел я Еву оставлять! Даже в ту ночь. Уйти пришлось. Прерваться на самом интересном. Хотел и дальше лежать и обнимать её. Ведь это делал, пока она спала. Наблюдал за вздымающейся грудью, за ресницами, подрагивающими во тьме.
Думал, вернусь через неделю. Месяц. Два. Пока понаблюдаю. Она меня возненавидит же за всё. За ребёнка, за то, что опоил… Не думал, что ничего помнить не будет.
Но я рассчитывал вернуться, как разберусь. Да, было бы тяжело сдерживаться при ней. Жутко. Но переборов себя – всё равно пришёл бы за ней.
Рассчитывал максимум – на полгода! Но не на три.
И ничего не вышло.
Я был зол. Настолько, что пошёл к тому уроду. Послу. Изнасилование не было установлено. В Дубае такие правила: если четверо взрослых мужчин не подтвердят это – обвинения летят в воздух.