В 2004 году ссыльный старший участковый стал полковником, в этом же году умер «важняк», Ариадна ему утром первому позвонила. Он умер за письменным столом, уронив седую голову на передовицу от 4 сентября 2004 года. В правой руке был карандаш, которым он начертил цифру 186, это было число погибших детей. Слева от него лежали бумажки с фамилиями Кедров, Мехлис и Щербаков, обведенные кружочками. Похоронили его скромно, ведомство о нем даже не вспомнило, но людей пришло много, в основном пожилых и, по большей части, им почему- то незнакомых. Не было ни ружейных залпов, ни гудения сирен. Ариадна умоляла внучку с Алешкой переехать к ней, муж и отец их куда-то пропал, говорят, влюбился во вдову олигарха.
В эти годы в общественном сознании появилось массовое презрение и ненависть к милиции. Такого никогда раньше не было. Но у этой ненависти был сочинитель и прародитель, разрушивший весь позитив, наработанный десятилетиями. Теперь полковник ловил убийц и грабителей, а также их покровителей: людоедов, казнокрадов и тех, кто пытался за них разговаривать. Никто за это не пытался бить его по рукам. Кто терпел, кто ненавидел, но ордена давали, значит, был нужен. Он защищал людей, но те не спешили с благодарностями. Все, и он тоже, были ментами – людьми с гадкой профессией. Так продолжалось еще 10 лет; в 2014 году, в 69 лет, он получил погоны генерала, к которым была приложена благодарность президента и приглашение на награждение орденом «За службу Отечеству». Он продолжил служить Отечеству, сначала преподавателем Академии МВД, потом, до последнего, там же консультантом. На семидесятилетний юбилей был еще раз награжден орденом «За заслуги перед Отечеством». В его лице власть награждала всех живых и тех, что погибли, выполняя свой долг. Тех лучших оперативников, однажды убитых идеологией советских императоров.
Его теща Ариадна, все еще красивая старушка, воспитательница и наставник его внука Алешки, до сих пор занималась их общим с «важняком» делом, и в американской периодике нашла сообщение, что в каком-то штате на региональном аукционе русский олигарх выкупил тот самый формуляр с подписью Ульянова-Ленина. Покупатель пожелал остаться неизвестным, но для современной российской спецслужбы было бы рядовой задачей найти этого олигарха. И тут возникал вопрос: а кому это надо? Ценности стали совсем другими, и тот формуляр уже был совсем не для поцелуев, а так, инвестиция, которая стоит денег.
***
«Паккард» убийственно трясло, видимо, много поработала техника, сначала на войну, а потом на революцию. Инородец, чтобы как-то закрепиться, сидя на ящике, уперся в спину Гедеона ногой в обмотках. Он был уныл, видимо, сисек у мертвой бабы не вкусил. Гедеон, прижатый к борту, смотрел в узкую щелку между досками. Глаза забивало пылью, мелькали какие-то хаты, в деревнях дома с кумачовыми лозунгами, один был явно написан с ошибками: «Вся власть – Заветам!». Может, и не было ошибки, подумал Гедеон, может все, что происходит, это и есть самый новый договор с Богом? Инородец дважды пытался на ходу поссать за борт, не снимая с плеча винтовки со штыком, и дважды при этом обоссал себе коленки. Везли долго, заправлялись чуть ли не на ходу. Ни пить, ни есть Гедеон не просил, но никто и не предлагал. В Холмогорах стащили на руках, ноги совсем отказали. Боль в дуэльной ране сравнялась с болью от удара большевистской дубиной. Бросили в какое-то пахнущее навозом помещение, и все разбрелись, устав от трудов праведных. Будут отдыхать с водкой, хохотом и речевками.