Конферансье склонился к его уху и принялся что-то горячо шептать.
— Я вроде не задавал вопросов о том, как себя вести, а, пыльный хрен? — Прохор перестал улыбаться и выплеснул остатки коктейля в лицо конферансье. — Я специально спросил про любые действия. Никто не гарантирует, что этот парень до смерти не боится другого парня, который его коктейлем угощает. Может он гомофоб, откуда ты знаешь, скрипт цирковой?
С трибун разочарованно заныла публика. Эдна привстала с бортика и сделала шаг вперед, но остановилась, скорчила гримасу и села обратно. Конферансье гордо распрямился. На его форменной бордовой куртке потеки от пина-колады смотрелись почти черными.
— Мсье Прохор, вы нарушили сразу три правила нашего шапито, боюсь, я вынужден вернуть вам деньги и попросить уйти.
— А вон те клоуны против, спорим? — Прохор уронил пустой бокал на опилки. — Получается, что вы зря купались в ледяной ванне, да?
— Мсье Прохор, мсье Остап, это второе предупреждение, покиньте арену, — голос конферансье стал металлическим, как у робота. В цирке стало ощутимо холоднее, замигал свет. Красный клоун улыбнулся острыми зубами и подмигнул мне. Тем глазом, в котором был вертикальный зрачок. Белый клоун стал стягивать перчатку. На коже под ней темнели трупные пятна.
— Тоже мне, любые действия, — насмешливо сказал Прохор. Но на его лбу я заметил испарину. Он напрягся, это было заметно. Из-за кулисы вышла маленькая девочка в белом платье, волоча за собой куклу. Вслед за ней появилась высокая худая женщина в высоком тюрбане и бусах. Я снова начал ощущать, как вокруг меня возникает глыба льда…
— Убери от меня руки, урод! — закричал Прохор. Но клоуны не обращали внимания. Красный схватил его за руки, белый — за ноги. Рядом с ними он почему-то стал смотреться почти ребенком. Он брыкался, упирался, но они даже не заметили его усилий. Я смотрел, как красные фалды волочатся по опилкам, потом перевел взгляд на Эдну. В ее радужных глазах светилось злорадство.
— Мсье Остап, вы изволите выйти самостоятельно? — услышал я над самым ухом голос конферансье. Попытался повернуть голову или хотя бы пошевелить рукой, но не смог. Конферансье отвратительно засмеялся. Тем временем, клоуны вернулись. Красный дохнул мне в лицо. От его желтой острозубой улыбки пахло аптекой. Как коктейль сазерак. Он взвалил меня на плечо и пошел к выходу. Я смотрел, как его широкие полосатые штаны мешком качаются над ареной. Но пошевелиться не мог. Даже бокал от маргариты все еще был у меня в руках. И голова не качалась. Я как был как деревянная кукла. Мимо моего лица проплыл подол длинного черного платья, на который свисали красные, синие и зеленые бусы. До самых колен, а то и до пола.