Но вместо этого с моих губ срывается лишь немой вопль. Хрип. Надломленный и болезненный. Марат дёргает меня на себя и, нависнув, стискивает коленями мои бёдра. Дышит запальчиво прямо мне в губы. Его взгляд пронзает меня насквозь, заставляя давиться собственным дыханием. Эти секунды превращаются в бесконечность.
— Ты не можешь, — я прерываю ядовитую тишину, и перестаю сопротивляться, — ты не сделаешь это, если я не захочу.
— Но ты хочешь, — его давление становится невыносимым. От блуждающего взгляда хочется спрятаться. Потому что под ним я уже чувствую себя обнажённой. Его глаз достаточно.
— Ты меня не слышишь, Марат, — и он, подтверждая мои слова, тянется рукой к моему лицу, и обводит кончиками пальцев дрожащий подбородок. Касается нижней губы и слегка нажимает на неё. Оттягивает.
— Ты даже представить себе не можешь, Дина, — приближает своё лицо, — как сильно я хочу, чтобы ты мне ответила.
— Я не могу, — почти шёпотом.
— Не могу, и не хочу — это совершенно разные вещи. Ты ведь прекрасно понимаешь. Почему тебя так сильно волнует правильность?
Я молчу. Отвожу голову, избавляясь от его пальцев и фокусирую свой взгляд на наглухо зашторенном окне. Я понятия не имею...
Моё здравомыслие незаметно ускользало от меня, и это пугало больше всего остального. Я сглатываю тяжёлый ком в горле и провожу по губам языком. Чувствую вкус Марата на них. И тёплый пульсирующий шар в нижней части моего живота.
А так не должно быть.
Я с самого начала не должна была смотреть на него. Не должна была даже подпускать его к себе. Но кто бы знал?
— Ты должен уйти, — не отвечаю на его вопрос. Всё ещё надеюсь, что он меня услышит. Моя ярость сменилась бессилием. А стержень, которым я прикрывалась всё это время, с хрустом ломался внутри меня.
Меня пугало осознание того, что с Робертом я не испытывала ни доли из того, что даёт мне Марат. Это безумие. А подобные эмоции, как правило, не приводят ни к чему хорошему. Они заканчиваются. Гаснут так же быстро, как и возникают. Словно вспыхнувшая спичка. А потом эти чувства тлеют, оставляя за собой обычную золу. Грязь. Черноту. Дыру в груди.
— Позволь мне касаться тебя, Дин? — Марат склонил голову и мягко прижался своими губами к моей ключице. Я вздрогнула даже от этого почти незаметного прикосновения, — я не сделаю тебе больно. Я обещаю. Я клянусь тебе...
Не дожидаясь моего согласия или хоть какого-то ответа, Марат опускает руку на мою грудь, и стискивает пальцами мой сосок, что вероломно затвердел только лишь от его близости.
— Ты же говорил, что ты не насильник? — заставляю себя произнести его же слова, в надежде остановить это безумие. Мои губы болят от его поцелуя, но, чёрт возьми, они хотят ещё! — если ты хочешь заставить меня ненавидеть тебя, то делай что хочешь, — наконец, перевожу взгляд от окна к нему. Я чувствую пульсацию в том месте, где в меня вжимается его возбуждённый член. Моё тело беспрепятственно откликалось на каждое его движение. Так, как никогда не откликалось на Роба.