— Почему? — мне всегда везло появляться к столу, накрытому для других, или приходить к шапочному разбору.
— Чтобы не дразнить общество, которое и так уже разозлённое и в открытую говорит, что из‑за подобных господских закидонов людям уже есть нечего.
— Ты держишься с ними?
— Я ни с кем не держусь. Что на тех мне плевать, что на этих.
— Ты, Волк, как сыр в масле катаешься: если твоему папе обломится, так и тебе тоже обломится.
— Да пошёл бы он к чёрту!
— Ты так говоришь, как будто был бы рад этому и действительно этого хочешь.
— Я уж и сам не знаю, чего я хочу. Я и жалею, и хочу, чтобы всё это провалилось в тартарары, чтобы я наконец был собой, а не сыном такого‑то.
Внутри дворянской усадьбы было тенисто, чисто и фешенебельно.
— Забодай меня блоха, у нас точно такая же! — неизвестно почему меня обрадовал вид керамической стенки в столовой. Белая плитка в тёмно‑синие ветряки, бурное море и гонимые штормом барки под раздутыми парусами.
— Голландская глазурь пошла в Польше по специальному списку как уценённое Опочно третьего сорта.
— Давно ты у нас не был, Милош! — к буфету подошла девушка, и так я впервые услышала имя Волка. Оно мне очень понравилось.
Мы получили по куску ряпушки, свекольник с орехами на хлебном квасе, жареное мясо и клубничное мороженое. За окном осыпа́лась в мох перезрелая земляника.
— Чем занимается Магда? — я искала глазами обручальное кольцо на побуревших от загара пальцах Волка. Не нашла. Это могло ничего не значить, просто он его не носил, но моё сердце подпрыгнуло и застряло в горле.
— Не знаю.
— Не шути, Волк.
— Я серьёзно. Мы развелись и она исчезла из моего поля зрения.
Я онемела от восторга.
Счастье пахло жёлтым люпином, земляникой, мятой и нагретой на солнце живицей, как Дома́ — прокисшим молоком, бездомность — гниющим мусором, исправиловка — гороховым супом и средствами дезинфекции, жизнь у Нонны — хвоей банного экстракта, а интернат тренировочной базы «Крачки» — мылом «Пальмолив».
— Пойдём, — Волк посмотрел на запястье. На плоском прямоугольнике с чёрным экраном выскакивали цифры из палочек. Я первый раз наблюдала вблизи электронные часы. Из висящего на шее мешочка, похожего на ладанку, он вытащил банкноту, свёрнутую в тугую трубочку, и оставил на столе.
— Где ты живёшь? — мы вышли на солнце.
— На Миляде, это заливчик на той стороне Озера. Луг от моего дедушки, — он сделал неопределённый жест и взял своё весло, прислонённое к крыльцу.
— Подожди, я иду в твою сторону, хочу ещё попастись на землянике, — ни на какую землянику у меня уже не было времени, но я хотела ещё немного с ним побыть и не верила, что он может со мной расстаться вот так, без продолжения.