Оставалось решить только вопрос оплаты учителей. Нашему обучению они должны были уделять своё личное время. Урсын предлагал деньги из фондов «Крачки», но Директор отказался. Опасался сплетней и зависимости от клуба. Значит, снова Просвещение и Юстиция, и снова Юстиция и Просвещение. Теперь уже и Директор школы старался вместе с Урсыном, и выбили средства.
Корыстолюбие и бескорыстие, альтруизм и высокомерие, официальное милосердие и бесстрастная буква закона, сухая инструкция и рутина, благородство и эгоизм, сплетённые вместе, постепенно вытаскивали нас на поверхность, и теперь по прошествии времени мне представляется, что даже помощь, оказанная не из великодушия, тоже принесла свои плоды.
В воскресенье после обеда, в ожидании фильма по телевизору, девчонки, схоронившись за книжным шкафом, перекидывались в «очко», в «тысячу» или в «дурака». Немногочисленные оставшиеся на виду клевали носом над «китайцем» или другой приличной настольной игрой, одна лишь Кукла осталась возле экрана. Она, если только у неё было время, смотрела все передачи подряд. Вылавливала учёные слова, сведения, которыми можно блеснуть, образы жизни и моды.
Я спустилась в прачечную, чтобы перед фильмом успеть с постирушками, которые должна была сделать ещё в субботу. У каждой из нас была корзина для грязного белья, и каждый понедельник Мама проверяла, пусты ли они, а чистые вещи — на полках.
— Куница, тут пела одна артистка по имени Вера Варега! — вбежала в полуподвал Кукла.
— Отвянь, — опасаясь насмешек, я здесь не хвалилась своим необычным происхождением, хотя и не раз тяжко переживала эту свою сдержанность.
— Я серьёзно. Показывали её разодетой по‑японски в роли мадам Батерфляк или как‑то в этом роде.
Передачу об известной певице видела также Мама. Она вообще была любопытна, а совпадение фамилий девчонки‑подкидыша и оперной певицы с мировым именем доставило ей пищу для размышлений.
— Вера Варега: может, какая‑то твоя родственница, — заметила она за ужином.
— Моя мать, — призналась я без задней мысли.
Это известие не произвело на неё впечатления. Она смачно жевала кусок колбасы, поджаренной с луком. Поскольку она сама не разрешала нам говорить с набитым ртом, я понимала, что она должна служить нам в этом примером; поэтому я ждала, покуда она проглотит, но и тогда она ничего не сказала. А девчата уже начинали заговорщицки подталкивать друг друга и корчить рожицы.
— Вы, наверно, не верите, потому что я подкидыш, — я продолжала своё под влиянием чувства, с которым не могла справиться.
В «Крачке» нас никогда не попрекали «неправильными» биографиями, хотя, разумеется, знали о нас всё.