— Твой ребёнок в детском доме? — Пельке становится очень неприятно, и тускнеет светлый образ Рамоны. Для женщин, оставляющих своих детей на казённый кошт, у Пельки сердце из камня.
— Я что, похожа на «кукушку»?! — обижается Рамона. Мой у Бабки, а я в них пихаю, чтобы у них всё было по высшему разряду; когда к ним приезжаю, выгляжу очень пристойной дамой. Одежда скромная, но высокого качества, и накрашена только чуть‑чуть: самый шик! Даже моя мать не имеет понятия, чем я действительно занимаюсь. Я — представитель фотомодельного агентства и поэтому постоянно в разъездах — вот что они знают, — Рамона плачет.
— Не пей больше, Рамона, — просит Зыза. — От водки ты видишь всё в чёрном цвете, а вообще‑то у тебя ещё далеко не так плохо. На меня посмотри — у меня ни кола ни двора. А тебя ждёт семейное гнёздышко. Подкопишь деньжат, вернёшься туда, женишь сына и будешь внуков нянчить.
— Я — пропитая старая блядь! — всхлипывает Рамона.
— Не выражайся при ребёнке, Рамона. Ты — личность на уровне, а не какая‑то невоспитанная шалава.
— Как ни становись, а задница всё равно сзади. Шлюха — она и есть шлюха! — не унимается Рамона.
— Она по природе интеллигентна и не употребляет ругательств, только сейчас разволновалась. И вообще она не кто-нибудь там. Не выстаивает под воротами, не шляется по тротуарам, не просиживает в низкопробных шалманах. У неё постоянные клиенты, и все — приличные люди. Одни живут одиноко, и тогда Рамона к ним ходит, как обычная дама с визитом, а другие сами приходят к ней. И все платят ей хорошие деньги, можно даже сказать гонорары!
— Ещё бы они плохо платили! Неудачники, которых их мамочки слишком рано оторвали от сиськи. Мне приходится их утешать и рисовать им жизненные перспективы, а они могут поплакаться вволю. Вот уж повезло заиметь такую слезливую клиентуру.
— Зато здоровую, — отмечает Зыза.
И Пелька узнаёт о страшных болезнях, подстерегающих девочек, продающих любовь, без разницы, девочек «люкс» или самых обычных из подворотни, и радуется, что по крайней мере они не угрожают ни Рамоне, ни Зызе.
Пелька наслаждается жизнью у них два дня, а на третий бесцеремонно вторгается геометрическая старуха и Пелька вынуждена уйти. Отмытую, в подлатанной одежде и новых туфельках — потому что свои собственные она потеряла — со старой сумкой Рамоны, набитой яствами Зызы, Пельку выводят другим путём, не таким, как она сюда вошла: через прихожую, на обычную лестничную клетку, с которой открывается выход на незнакомую улицу.
— Возвращайся домой, деточка, — напутствует Рамона, целуя Пельку на прощание. Ну да, ведь это всё тот же район — Пелька попадает в Аллеи и тут её задерживает здание Центрального вокзала. Она останавливается и начинает играться с дверями, которые беспрекословно выполняют приказы.