– Ты себя уже вполне хорошо чувствуешь. Курс лечения пройден, осталась реабилитация. Может, переедешь ко мне?
Он сделал паузу, чтобы увидеть мою реакцию. Но чего тут смотреть на реакцию? И так всё понятно. Никто не любит лежать в больнице. Примерно что-то подобное я изобразил с помощью мимики и жестов.
– Вот и ладненько, – обрадовался отставной доктор. – У меня после встречи с тобой появился хоть какой-то смысл в жизни. Хочется помочь тебе выкарабкаться из передряг. Я даже пить бросил. Уже две недели ни капли во рту не было.
И я переехал в жилище моего нового старого друга. Он был старше меня лет на двадцать пять. Дом француза находился в хорошем районе. Пасифик-Палисэйдс оказался одним из самых дорогих и престижных городков, входящих в мегаполис Лос-Анджелеса. Как выразился Бертран, вряд ли кто догадается искать меня здесь. Вилла поражала своими размерами и богатым убранством. Раньше я считал, что так живут только мега-звёзды. Француз развеял моё недоумение:
– Это дом моих родителей, в котором я, собственно, и вырос. Они были очень богатыми. Свой дом я продал, так как не смог жить в обстановке, постоянно напоминающей о Сюзанне. Так звали мою жену. Она скончалась от рака. Родительская вилла для меня дороговата. Но пока в моём кармане водятся деньги, я не хочу отсюда уезжать. Бассейном я три последних года не пользовался, но на прошлой неделе вызвал чистильщика. Тебе, всё же, пока рановато купаться. А когда можно будет, то до океана тоже рукой подать. Наступил сентябрь – самый приятный сезон в Лос-Анджелесе во всех отношениях. Поэтому живи и выздоравливай.
На вилле был тренажёрный зал. На третий день я туда явился, осмотрел его тоскливым взглядом, но всё же заставил себя немного в нём попотеть. Ну, как попотеть? Так, чуть-чуть пробежался по дорожке, да по разу опробовал большинство тренажёрных станков. Эх, Стэна бы сюда! Уж он порезвился бы здесь вволю. Но лиха беда начало. Я стал каждый день потихоньку нагружать себя упражнениями, а через пять дней сделал первую пробежку до моря. Лёгкой трусцой, естественно. На седьмой день я уговорил гостеприимного хозяина свозить меня в Сан-Хосе. Он долго упирался, но, в конце концов, сдался. В салоне красоты мне перекрасили волосы и сделали необычную причёску. Для маскировки я напялил зеркальные солнцезащитные очки. Они были первыми в моей жизни. Теперь я ими мог пользоваться, так как вставил контактные линзы.
По тихой улице, на которой стоял родительский дом, мы проехались уже поздно вечером. Мне хорошо был известен каждый автомобиль, припаркованный вблизи нашего дома. Поэтому я сразу приметил чёрный Форд, который прятался в тени дерева на другой стороне улицы. Понятно, значит, они до сих пор меня пасут. Я не хотел встречаться с родителями. Даже в планах такого не было. Вместо этого заготовил письмо, которое собирался бросить в почтовый ящик. Ладно, раз вы такие упорные, мы пойдём другим путём. Бертран подвёз меня к соседям, дом которых задами выходил к нашему участку. Вход в него, естественно, был с другой улицы. Здесь жила милая во всех отношениях пожилая пара. На конверте я дописал: «Уважаемые мисс и мистер Трентон, пожалуйста, передайте это письмо моим родителям. Пожалуйста, никому о нём не говорите – это очень важно». И подписался: Уилл Маркс. В письме я просил родителей: «Не беспокойтесь обо мне. У меня всё хорошо, но плохие люди желают мне зла. Не верьте полиции. От неё как раз и исходит то зло, которого я опасаюсь. Так как ничего предосудительного я не совершал, то надеюсь, что вскоре смогу обнять вас в спокойной обстановке. Никому не говорите, что я жив, это опасно не только для меня, но и для вас. Любящий вас сын, Уилл». Про ребят ничего писать не стал, так как не знал, где они и что с ними. Погони и слежки за нами не было, и мы спокойно вернулись в дом француза.