— Э-э, зачем об этом вспоминать? Кому это интересно? Давай лучше поговорим о театре.
Из кусочков тряпок, ракушек, пуговиц Валерий создавал кукол. Вместе с женой шли в Центральный парк и там, под открытым небом, разыгрывали короткие сценки. Управляя вдвоем шестью куклами, они возвращали зрелище с марионетками к его истокам — площадным балаганам, вертепам, комедии дель-арте. Тогда-то, во время этих миниатюрных постановок, начали зарождаться сюжеты для его будущего театра марионеток.
— Манхэттен — это город-шоу, ему не нужны слова. Ему нужны музыка, танец, — говорит Валерий. — Театр марионеток должен стать продолжением городского шоу. Американцы увидят себя в куклах: Чарли Чаплин, еврей в лапсердаке, латиноамериканец, играющий на губной гармошке, негр, жующий гамбургер, — это ли не узнаваемые, коренные жители Нью-Йорка?
Друзей Валерия давно не удивляют его «странности»: порой он может сюрпризом прислать им билеты в театр. Или, позвонив за полночь, начнет рассказывать о новой придуманной кукле. Или же, пригласив к себе на день рождения, накроет стол и вдруг, оставив гостей, удалится в уголок колдовать над новой марионеткой. Это свойство, которое по отношению к художнику называют «не от мира сего».
…Семья жила за счет продажи его картин. А марионетки, подвешенные на нитках, смотрели в его квартире со стен, карнизов, люстры. Ждали, когда войдет Некто и дернет за ниточки, чтобы все ожило...
***
Где только Бояхчян не искал того, кто бы поверил в его идею театра и дал бы наэто деньги! Обращался и к армянским бизнесменам, и к украинцам со Второй авеню, и к новым русским. Просил, показывал им своих кукол, читал сценарии. Все отказывали. Одни считали, что это невыгодно («Да-арагой, давай лучше откроем ресторан!») Другие, если и соглашались дать какую-то сумму, то сразу же заказывали и свою музыку, и сценарий. Заработанные на картинах деньги быстро таяли.
— Выбрось из головы свою бредовую затею, — убеждали его.
— Я сказал: театр будет!
Он выстрадал свой театр в сюжете, родившемся из его собственной жизни.
Герой пьесы — бродяга, каких полно в Нью-Йорке. Уставший, в грязных лохмотьях, презираемый и отвергнутый всеми, бредет он по ночному опустевшему городу, толкая перед собой тележку с нищенским скарбом. На его голове корона. Значит, это не просто бродяга, а сумасшедший. А может, и царь, кому принадлежит и эта безлюдная улица, и Манхэттен, и... весь мир. Не себя ли видел Валера в этом бомже-царе? Ему ли не знать ночных улиц Нью-Йорка, где он когда-то бродил, отвергнутый всеми?
Кстати, улица вовсе не мертва: вот капает ржавая вода из крана, а вон там, из-под решетки на асфальте, валит клубами пар. Гулко, как в вату, стучат колеса подземки. Люк вдруг открывается — и появляется карусель, вспыхивают огни. Чарли Чаплин, Пьеро, Мэрилин Монро — все танцуют у ног бомжа-царя...