Хоронил друзей. Того застрелили, того, пьяного, сбила машина. На Таировском кладбище, на могилах, пили, поминая погибших, клали цветочки: «Спи, брат-Князь, земля тебе пухом... Спи, брат-Чиж...»
Случалось, правда, крайне редко, что Гурий задумывался: а, может, и ему было бы лучше с ними там, в земле?..
Кстати, неподалеку от этих могил, на греческом участке, возвышался черный гранитный камень в форме церквушки под крестом. Дед... дед... Исповедник веры Христовой. Тайные службы в катакомбах, как во времена гонений на первых христиан.
В детстве Гурий любил представлять, как где-то за городом в каменоломни спускается горстка людей. Там, под землей, в слабом свете фонариков и свечей, бородатый дедушка Ионос облачается в ризы. Затем ставит на подставку иконы, освящает кадильницу…
А потом дед – в черной робе зека и шапке-ушанке. Валит лес на Воркуте. И в ссылке, в Ижевске. И снова – в Одессе, с больными почками и слабым сердцем, после туберкулеза. И опять – катакомбы, и служение Христу. Дед дожил до тех дней, когда в Одессе наконец открылось Греческое подворье при Свято-Троицкой церкви. Успел там послужить. Там его и отпевали...
Вот бы сейчас стряхнуть Гурию все, как дурной сон, и пойти туда, к черному гранитному камню под крестом. Постоять там на коленях, поплакать.
Но не ходил туда Гурий. Не мог. А стоял у свеженасыпанных холмиков земли на могилах братков. И только косился порой в ту сторону, где была могила дедушки Ионоса.
Как-то раз Гурий с приятелями-бандюками и веселыми подружками отправился в Египет, на берег Красного моря, на знаменитый курорт Шарм-эль-Шейх. Загорал там с компанией на пляже, летал над морем на дельтаплане, курили гашиш через кальян.
А на третий день какая-то сила потянула Гурия, позвала. Покинув отель, в одиночестве пошел он туда, где в вечереющем чернильном воздухе еще были хорошо видны очертания гор пустыни.
Удивительные горы – с переменчивым цветом склонов, от красно-бурого до дымчато-серого. Днем, в знойной дымке над затвердевшим песком, эти горы кажутся надвигающимся миражом, а вечером, в быстро сгущающихся сумерках, они как бы оседают, обступив берег неприступными громадами. И жутко от их немоты и тысячелетнего безразличия к человеку...
Чего искал там Гурий? Что хотел найти в той холодной безмолвной пустыне?
Ползал Гурий по горам, взбираясь на крутые склоны. Толстый слой тысячелетней грязи трескался, разламывался под его сандалиями. Острые камни царапали ему ладони. Он падал, скатывался вниз, в какие-то глубокие ямы, провалы между гор, вершины которых касались небес, усыпанных яркими звездами.