К этому так привыкли, что, когда тыловые части, занимавшие военный городок, двинулись на запад — туда, где еще полыхала война, строители отказались переселяться в дома. Семей, гляди что, ни у кого не было, и никто не хотел устраиваться по-домашнему. Очень уж многое нужно человеку, чтобы жить одному. Заводоуправление принимало даже меры: когда шалаши и бараки пустели, из них выносили топчаны и складывали в штабеля. Но не помогало и это. Только морозы, что пришли в этом году довольно поздно, заставили партизан-строителей переселиться в дома.
Не было электроэнергии, и, чтобы добыть ее, доводилось заколдованный круг рвать руками. Нашли два искалеченных дизеля. Но чтобы заставить их работать, нужно было пустить ранее прибывшие станки. А они, известно, могли ожить лишь тогда, когда дизели дадут энергию. И начали с того, что стали крутить станки вручную. А литье? Использовали кислородные баллоны: разрезали их, обкладывали огнеупорным кирпичом и таким образом «конструировали» тигли. Даже первые напильники делали сами. Учились друг у друга, доучивались в Горьком, в Москве, на Урале…
Вернувшись с работы, Михал обычно садился есть. Арина привыкла к этому и, не медля, шла в кухню, собирала на стол. Но сегодня, встретив его, она полными отчаяния глазами показала на комнату и понурилась, готовая заплакать.
— Чего ты? — не понял Михал.
Арина знаками показала ему, чтобы он молчал и следовал за ней.
— Не ругай ты ее покамест, богом прошу,— зашептала она, прикрыв за собой кухонную дверь.— Поверишь, невесть что мне тут плела. Не думай, ради христа, что через твои синие стеклышки и в человеческой душе всё можно рассмотреть… Доченька ты моя, доченька!..
Эти слова ударили Михала в сердце. Он опустился на табуретку и положил руки на стол, словно их тяжело было держать.
— У нас вчера во второй смене мина в вагранке взорвалась,— устало промолвил он.— Это тебе понятно?
— Ах, боже мой! — ужаснулась Арина, но тут же попросила снова: — Не принуждай ты ее, пусть успокоится.
Михал будто оттолкнул Арину взглядом,
— Не то ты говоришь, мать. Вспомни, как тебе на Урале доставалось одной. И ничего, наоборот даже. В таких делах не потакают. А ты, как всегда, норовишь стать между ней и жизнью.— И нарочито громко позвал: — Лёдя, ступай сюда!
Арина испуганно глянула на него, молча отошла к плите и застыла в позе пригорюнившейся деревенской страдалицы.
— Устала я с вами, мочи нет. Делайте как хотите,— обиженно сказала она.— То на зайца ручного у тебя рука не поднимается, то вдруг никакой жалости к кровинке своей…