Впрочем, пока расплата откладывалась: темнота играла мне на руку — обе горничные были озабочены лишь тем, чтоб не сорваться со ступенек.
— Встали наконец-то, ленивые besovki! — вспыхнул желто-оранжевый лепесток огня, лязгнули домовые ключи и из мрака выступила темная фигура… в приличном для экономки коричневом платье. Девушки присели в реверансах.
Почему мистрис Palashka называла Бесси и Бет — besovki, не понимал никто из домашних. У русского секретаря милорда удалось выяснить, что это слово означает что-то вроде «дьяволицы», но что дьявольского мистрис Palashka нашла в низенькой и конопатой Бесси, или в высокой и худой как жердь Бет, так и осталось тайной.
— Я камердинерам велела воду для умывания барину с барчуком самим взять, а барышней камеристка займется.
Бесси и Бет переглянулись и уже живее присели снова:
— Спасибо, мистрис!
— Нечего тут than’k-ать! Чтоб гостиную в порядок привели, а то газетиры — ровно Mamaeva Orda! Ковры, и те отчищать надобно! По-хорошему их бы в снег закопать…
— Газетиров, мистрис? — удивилась наивная Бет.
— Ковры, глупая девчонка! Хотя и газетиров… В вашем Лондоне снега, чтоб для чистки ковра сгодился, и зимой не бывает, а уж нынче… Ну что встали? Заварку спитую в буфетной заберите, раз снега нет, и бегом работать!
Еще один реверанс и горничные умчались и впрямь бегом, рискуя споткнуться. Мистрис Palashka принялась чиркать пером в домовой книге, судя по печальным вздохам, подсчитывая расходы, понесенные из-за вчерашнего нашествия газетной братии. Пользуясь случаем, я тихонько проскользнул мимо нее и поспешил за горничными.
— Mamaeva Orda — это кто? — на бегу спросила Бет.
— Это такие русские варвары, которые ужасно обращаются с коврами! — с апломбом ответствовала Бесси, уже второй год служившая в доме русского посла, графа Воронцова, на Мэнсфилд-стрит[1]. — И с диванами тоже! — убитым голосом закончила она, зацепившись за отогнутый край ковра и едва не полетев кувырком прямиком на диван.
Углы гостиной тонули в сумраке, но центр ее освещали отблески пламени в уже растопленном камине.
— Пелагия Игнатьевна первым делом велела тут протопить — в тепле, как барыни работать будете. — поворачиваясь от камина, заметила еще одна девушка. В ее английской речи слышался изрядный акцент. Она стряхнула в мешок выметенную из камина вчерашнюю золу и подошла к замершим у дивана горничным. И тоже замерла.
— Что ж они, во всех лондонских лужах вывалялись, прежде чем к милорду на диван усесться! — наконец выпалила Бесси, яростно потрясая стиснутым кулачком. — Свиньи газетные они, а не джентльмены!