Какой же вывод можно и нужно сделать из вот такой формулы любви?» – задала себе завершающий беспощадно-неизбежный вопрос Вика, но с ответом на него медлила. Сейчас состояние Виктории было таким, будто предстояло выслушать вердикт присяжных заседателей в суде, рассматривающем её уголовное дело. Сердце билось учащённо, кровь прилила к лицу, покрыв его нездоровом румянцем. Наконец, взяв себя в руки, она решилась на ответ: «Что ж, если исходить из того, что мои мысли выстроились в логическую последовательность и не противоречат основам науки, то необходимо признать: любви к Эдуарду больше нет. Её не может быть по единственной, но исчерпывающей причине – он не сможет стать отцом моего ребёнка. Любовь замещена другими чувствами: жалостью, угрызениями совести, дружеским расположением, наконец уважением, удерживающими в своей совокупности от разрыва уз супружества, но достаточными для сохранения лишь человеческой близости.»
Произнеся мысленно слова неутешительного смертельно бьющего прямо в сердце вывода из сформулированного учёным-генетиком научного определения сущности любви между мужчиной и женщиной, Виктория Гессер парадоксальным образом почувствовала душевное облегчение. По крайней мере ей так показалось, хотя на самом деле, возможно, за облегчение она приняла вдруг образовавшуюся в душе пустоту.
***
Эдуард Николаевич, несмотря на полную социальную реабилитацию своего статуса в науке в целом и, в частности, в «НИИГиГ», уже не мог ощущать себя счастливым человеком. Как ни странно, он очень сожалел, что связал свою судьбу с молодой цветущей женщиной до этой страшной аварии. Теперь факт супружества приносил ему смешанные чувства, словно в мозаике, не лишенной в своём цветовом сумбуре с преобладанием синего и фиолетового, перемежаемого красным и чёрным, какой-то мрачной гармонии. Эта мозаика отражала многогранность отношений к жене и к себе самому: здесь была его благодарность Вике за её долгую веру в чудесное выздоровление, и за упорство, с каким она претворяла в жизнь все свои задуманные планы лечения, один за другим, не отчаиваясь при очередной неудаче и, внушая ему необходимость не терять надежды в то время, когда он ей говорил о бесполезности, напрасности всех усилий и о том, что надо смириться с участью инвалида; здесь же были неотступно давящее осознание своей половой несостоятельности и произрастающие из этого печального обстоятельства ревность, подозрения в неверности жены, а занимающими значительную часть чувственной мозаики тонами синего давали о себе знать тоска и обида за случившуюся с ним непоправимую беду.