– Я не могу дальше, – произношу со скорбью.
Показываю ему, что я будто бы не могу коснуться грудью вытянутой ноги, но на самом деле я могу. Я выросла под гнётом Агнес Беннетт – самой безжалостной и самой хладнокровной женщины, которую я знаю. Любовь любовью, но тётушка всегда была ко мне очень строга и требовательна. Поэтому, я умею всё: открывать консервные банки голыми руками, менять лампочки в подвале, полном привидений, ездить верхом и приручать особо непослушных жеребцов (но мои практики по какой-то причине совсем не работают с мистером Мартеном), и, как следствие изнуряющих тренировок, я имею идеальную физическую подготовку.
Однако мы тут на задании, если вы вдруг забыли. Мне надо, нет, просто жизненно необходимо, чтобы мистер Мартен ко мне прикоснулся. Точно так же, как вчера на занятии. Его ладонь на моей талии, цепкий взгляд голубых глаз, крепкие руки… Стоп, он, что, начинает мне нравиться? Боже.
– Эх, Леона, а я ведь в тебя верил.
Мистер Мартен грустно улыбается и убирает телефон в карман спортивных шорт, и я невольно бросаю взгляд на его бёдра. Какие мышцы, с ума сойти можно. Он присаживается сзади, расставив ноги по разные стороны от лавки, и едва касается моих плеч, а я начинаю опускаться вниз.
– Давай, вот так, тихонько. Скажи, если будет больно, я остановлюсь.
Чувствую, как Маэль слегка надавливает на мою спину, и мягко вздыхаю, продолжая нагибаться. Его ладони неожиданно (для меня) сползают ниже, а большие пальцы неторопливо скользят по позвоночнику. Моя грудь касается скамьи, а нога соскальзывает вниз, и я непроизвольно прогибаюсь в пояснице, выставив пятую точку назад.
– Ах, – как можно интимнее стону, делая вид, что мне больно. – Ой…
– Тебе больно?
Мистер Мартен мгновенно отстраняется, а я опираюсь на согнутые в локтях руки, не поднимаясь.
– Да, – жалобно произношу. – Вы можете быть мягче, нежнее?
– Беннетт, просил ведь сказать, если будет больно, – агрессивно проговаривает, тут же вскочив на ноги.
Неловко приподнимаюсь, кинув на него заинтересованный взгляд.
– Вы так сильно за меня переживаете? – лукаво улыбаюсь.
– Я за тебя отвечаю. Ты ведь здесь ребёнок, а я – взрослый.
Маэль сжимает челюсть, глянув на меня с осуждением. Нахмуриваюсь, вновь услышав из его уст то, как он называет меня ребёнком.
Серьёзно? А когда вы пялились на мою грудь, по-моему, я не была ребёнком, нет?
Злостно усмехаюсь, встаю на ноги и скрещиваю руки на груди, настолько сильно сжав её, что она даже приподнимается. Мистер Мартен скептически выгибает бровь, проскользнув взглядом вниз по моему телу, оценив мой жест протеста (или не только этот жест?), и возвращается глазами к моим глазам.