Вот она, рядом, тонкая, нежная, как фарфоровая статуэтка. В твоих руках податливая, как воск. Тонко чувствующая, доверчивая, открывающаяся каждому прикосновению. Хрупкая и беззащитная.
Именно в этих тонких пальцах — твоё сердце. Живое, пульсирующее, искренне любящее и так же неистово ненавидящее. Полностью в её власти. И лишь она решит будет оно ровно стучать в груди, или упадет в пропасть и вновь разобьётся вдребезги…
От ощущения шелковистой кожи под ладнями кровь бежит быстрее, острая, почти болезненная волна желания поднимается вверх по позвоночнику. Поворачиваешь лицом к себе, ищешь губы, заглядываешь в глаза. В огромных темных зрачках видишь собственное отражение, её пальцы тоже скользят по груди, оставляя горящие узоры. Когда же она успела расстегнуть рубашку? Сбившееся дыхание лихорадочный блеск в глазах, в голове туман и пьянящий свет далёких галактик.
Поднимаешь на руки и несёшь в кровать. Чувствуешь, как бешено колотится под твоими ладонями ее сердце. Умираешь от нетерпения, как зелёный пацан… Уносишься в космос на волнах бесконечного поцелуя, непослушные пальцы судорожно борются с мудрёной застёжкой на платье. Неуклюжие, неловкие, неуверенные… Как будто в первый раз…
Горячими ладонями ведёшь по оголенной коже живота, упругой, мягкой, атласной. Ловишь ни с чем не сравнимый кайф чувствуя, как выгибается дугой, реагируя на прикосновения. Медленно опускаешся вниз, замирая от предвкушения… Но она вдруг вздрагивает. Напрягается.
— Что-то не так? — шепчешь, нежно прикасаясь губами. Под пальцами, лежащими на животе, чувствуешь тот самый неровный шрам, оставшийся после кесарева сечения, — Марьян, не пойму, ты стесняешься что-ли?
Отворачивается, закусывает губу. Отрываешься от ласк, ложишься рядом на подушку. Убираешь с лица длинные волосы, заглядываешь в стрекозьи глаза, крепко прижимаешь к груди.
— Меня не нужно стесняться, девочка моя… Я ведь тоже виноват в том, что этот шрам там появился. Одно твое слово — и через неделю его не будет… Хочешь? А вообще, ерунда всё это… Я люблю тебя… Любую. Добрую и злую, радостную и плачущую. Это аксиома. По-другому не будет. Со всеми шрамами, родинками, трещинками на губах и прочими страшными недостатками… И вообще, считаю, что убирать этот рубец преждевременно…
— Почему?
— Потому, что одного сына мне мало. Я хочу ещё и дочку… Обязательно похожую на тебя…
Огромные голубые глаза становятся бездонными от навернувшихся слез. Розовые губы вздрагивают.
— Таких, как ты больше нет, Денис. Я люблю тебя больше жизни. Не понимаю, как всё это время существовала без тебя… Как вообще выжила… А ещё мне не хватает Тёмки…