- А он никому не скажет? – спросила я, с опаской глядя на кучера. – Мне нужно так, чтобы никто не знал.
- Он глухонемой, - похлопал по плечу кучера Бесподобный.
- А как же я объясню ему, куда ехать? – спросила я, с удивлением глядя на кучера.
- Но очень понятливый, - похвалил кучера Елауарий.
- Тогда я мигом! – обрадовалась я, понимая, что время уже поджимает!
Влетев на второй этаж, я быстро переоделась, поправила прическу и сбрызнулась духами, которые надежно спрятала.
Через пару минут я была уже возле кареты, вокруг которой ходил Бесподобный Елауарий.
- Ружье под сиденьем. Заднее окно открывается! Под сидением лежат склянки с зельями тумана, - вздохнул Елауарий, пока я забиралась в карету.
Сомнения терзали меня, а я вцепилась в худенькую руку Бесподобного Елаурия.
- Понимаете, я бы хотела исповедаться, - прошептала я, сглотнув. – Заранее. Я просто еду… забирать деньги, которые … как бы нечестно…
- Грабить что ли? – спросил он глядя на меня.
- Ну, если можно так сказать, - заметила я, поражаясь, как решилась на такое. Но отступать было поздно. – Мужа… Это большое преступление в глазах богини любви?
- Грабить собственного мужа на деньги – это страшное преступление, дитя мое! – похлопал меня по руке Бесподобный Елауарий. - За него в приличных семьях дают пару дней строго постельного режима.
- Погодите! – дернулась я, понимая, что не сказала, куда ехать. Я вышла их кареты, подобрала платье и направилась к кучеру. Бесподобный Елауарий смотрел на меня с неизменной улыбкой.
- А он поймет, куда нужно ехать? Он же все-таки глухонемой, - заметила я, пытаясь на пальцах объяснить, где находится заброшенная мануфактура. На меня смотрели очень понимающие глаза.
- Он чующий! – улыбнулся Елауарий.
- Чующий? – спросила я, глядя на кучера снизу вверх.
- Задницей! Все, садись! Он, кажется, понял! Да пребудет с тобой богиня любви! – послышался голос Бесподобного, когда я села в карету. Карета тронулась и поскакала по ночным улицам города.
Я сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Мне казалось, что прошло уже сто лет, как я не ездила в каретах. А теперь, я снова чувствовала себя Вильгельминой Анной Генриэттой.
Мне казалось, что во мне живут два разных человека. Скромная и очень трудолюбивая Винаретта, швея из Тупикового Переулка, которая едва сводит концы с концами, и Вильгельмина Анна Генриетта – дочь промышленного магната, чьи волшебные мануфактуры создавали лучшие ткани для всей страны, к дому которой стояла очередь из концов.
Я хихикнула, тут же опомнившись.
- Я – Вильгельмина Анна Генриетта, - произнесла я, закрывая глаза и утопая в запахе дорогих духов и дребезжании кареты.