— Пейте чай! — заявляю и обвожу мужчин взглядом. — Остынет.
— Элла, ну вот вообще не до этого, — вздыхает отец, а я цокаю языком и качаю головой.
— Чай очень вкусный, — убеждаю и беру одну чашку, протягиваю её отцу. — Держи. Держи!
Тычу в него чашкой, смотрю в глаза. Отец открывает рот, я свожу брови к переносице, хмурюсь и снова толкаю чашку ему в руку.
— Вкусный, две ложки сахара, долька лимона. Всё как ты любишь.
Отцу ничего не остаётся как забрать у меня несчастную чашку, а за спиной раздаётся тихий смешок Тимура.
— Ты тоже пей, — бросаю на него взгляд через плечо, и Тимур кивает.
Сам берёт чашку, делает большой глоток и довольно жмурится. Хех, всё-таки я научилась делать такой, который ему нравится.
— Голодные? — вдруг спохватываюсь. — Хотите мяса пожарю?
— Нет! — хором заявляют, а я пожимаю плечами.
Усаживаюсь на диван, складываю руки на коленях, сижу.
— Ну? Почему больше не ругаетесь? Меня стесняетесь?
Господи, из-за нервов я начинаю молотить языком какую-то чушь, но иначе не знаю как направить их взаимный гнев в мирное русло. Ладно, пусть буду в их глазах дурочкой, но не допущу, чтобы снова орали.
— Элла, иди в машину, — вздыхает отец и указывает рукой на выход. — Я скоро подойду.
— В какую такую машину ты меня отправляешь? — хмыкаю и головой качаю.
— В свою машину, — повторяет медленно и достаёт из чашки дольку лимона. Смотрит на неё пристально, словно не узнаёт, и всё-таки кладёт в рот. — Мы едем домой.
— То есть ты так решил, да? — нет-нет, я не кричу и не буду, но удержаться очень сложно. — Что вот сейчас я взвизгну от радости, всё брошу и помчусь за тобой с ветерком?
Отец мечет молнии, прожигает меня взглядом, а я продолжаю:
— Я никуда не поеду. Не сегодня, прости.
— Сергей, послушай дочь, если в меня только слюной брызгать можешь, — Тимур ставит чашку на столик, поднимается на ноги. — Элла остаётся здесь и точка.
Такой высокий, сильный и надёжный.
— Я тебя вообще пришибу, — рычит отец, но кидаться в драку не спешит. — Как ты посмел приблизиться к ней?! Она ж на твоих глазах выросла, извращенец!
— Росла-росла и выросла. Я тебе уже всё объяснил, — Тимур с грацией дикого зверя, обманчиво спокойного и вальяжного, подходит к отцу. — Я люблю её.
Сердце учащает свой бег, в груди взрывается фейерверк, и его залпы гремят в ушах. Мне не послышалось? Он ведь так сейчас сказал, да? Ущипните меня, Сухарь признался мне в любви!
— Да, люблю, потому орать на неё будешь теперь в своих фантазиях.
— Тело молодое её любишь! — выплёвывает отец, бледнея и краснея попеременно.
Ну вот что за упёртый человек?