— Тут будешь жить, — припечатывает словами, а я не знаю радоваться мне или биться головой об стенку.
— Мне нужны будут мои вещи. Компьютер, телефон… одежда. Я ведь не успела собраться.
— У тебя было много времени, теперь поздно.
— Но как мне без своих вещей? — обвожу рукой своё озябшее тело в тонкой майке и микрошортиках. Ночью я бегала вокруг дома, пыталась привести в порядок мысли, но у меня так и не получилось придумать что-то, что поможет отцу. — Хотя бы ноут и телефон можно?
— Исключено, — отрицательно качает головой, сжимает губы в тонкую нитку. — Всё необходимое тут есть, тебе хватит.
— Но мой телефон… там вся моя жизнь! И компьютер, — пытаюсь вразумить неуступчивого Тимура, объяснить, но он лишь снова качает головой.
— Потерпишь пока без разговоров с подружками и без женихов своих, — твёрдо, и я понимаю, что бесполезно настаивать. — Не будь дурой, Элла. Не та ситуация, чтобы глупости делать.
— У меня нет никаких женихов! — взрываюсь, готовая от бессилия топать ногами и метать яркие молнии.
— Твоя личная жизнь — последнее, что меня сейчас волнует. Моя обязанность — твоя безопасность, а всё остальное оставь себе. Если бы не твой отец, я бы никогда не возился с тобой. Но я ему должен, он мой друг, потому приходится наступить себе на горло.
Ну вот как он так может? Почему жестокий такой?
— Ты не просто сухарь. Ты слепой сухарь! — выкрикиваю и принимаюсь остервенело развязывать шнурки на кроссовках. Чёрт, ноги всё-таки растёрла. Гадство. Ещё и этот… сухарь! Довёл, честное слово, довёл.
— Ванная налево по коридору. Там есть аптечка. Разберёшься, не маленькая.
Разувается, даже не глядя на меня, а мне плакать хочется. От бессилия, того, что творится вокруг меня в последние дни, всей ситуации с этими угрозами. Отец уже неделю мечется раненным зверем, злой, что тысяча чертей, бледный и взъерошенный. Никогда его таким не видела, а ещё Тимур… Заноза в каждой точке моего тела и души.
Ванную нахожу почти сразу. Просторная, оборудованная всем необходимым. Господи, тут даже биде есть! Кто бы мог подумать. А ещё говорил, что не хоромы.
После душа становится немного легче, словно со всей дорожной пылью сумела смыть и часть переживаний. Их закрутило воронкой, унесло в водосток. Вот пусть там и остаются. Упаковка пластырей лежит на полочке в пластиковой настенной аптечке, и пока клею тонкие телесные полоски на пятки, думаю, что без компьютера и телефона я точно взвою в этой глуши. Чем заниматься тут в одиночестве? Надеюсь, хоть книги тут есть — согласна даже “Капитал” штудировать, лишь бы не подпускать к себе дурные мысли. А они обязательно будут, если останусь наедине с тишиной.