- Но откуда? Такое хорошее произношение, акцент совсем не заметен. Ты говоришь как… как русский!
- Спасибо. Ты преувеличиваешь, но спасибо.
- Не преувеличиваю… Так ты ответишь?
- Не раньше, чем уберу здесь. Ты же не сподобишься? - он приподнимает брови.
- Я все приберу. Но можно сначала поем? Я умираю с голоду.
- Ешь, - он вздыхает. - Но только тут. Не разводи мне на втором этаже тараканов. Считай это вторым правилом нашего совместного сосуществования. Окей?
Вздохнув, я обреченно киваю и ставлю тарелку обратно в микроволновку - лазанья наверняка уже остыла, а нет ничего хуже холодного склизкого теста.
Сойер не уходит, а все же принимается за уборку вместо меня. Я не лезу, предпочитая помалкивать. И отгоняя непрошеные воспоминания.
Торопливо жую безо всякого удовольствия, потому что присутствие пасынка меня тяготит. Проходит минут пять, я съедаю почти половину порции, когда Сойер спрашивает. Уже на родном языке:
- Ты разве не знаешь, что у отца есть… был… был друг из России?
- Стас Воропаев? - уточняю после паузы, проглотив то, что было у меня во рту.
Он кивает.
- Раньше мы дружили семьями очень близко. Я много времени проводил с его сыном Марселем. Месяцами жил у них в России. Он учился от меня английскому, я от него русскому. Странно, что ты этого не знаешь.
- Рассел не рассказывал мне об этом, - почему-то считаю я нужным оправдаться за это незнание. - Только о Стасе и их студенческих временах в Йелле.
- Твой отец же учился вместе с ними?
- Да, но он на пару курсов старше. У них только некоторые предметы совпадали. Вроде бы…
- Этого он тебе тоже не рассказывал? - Сойер ухмыляется, собирая тряпкой остатки сока.
- А это что, так важно? - вскидываюсь, не желая терпеть насмешки.
- Нет. Не важно. Скажи лучше, посуду бить - это какие-то неизвестные мне национальные особенности или твоя индивидуальная фишка?
- Я не специально, ты меня напугал! - возмущаюсь вопиющей подменой фактов.
- Вчера тоже напугал? - усмехается он.
Я не считаю нужным отвечать. Встаю, со стуком ставлю тарелку в раковину, туда же бросаю вилку и удаляюсь с гордо поднятой головой.
- Стоять. А мыть я должен?
- Если свалишь отсюда, так и быть, я помою. Если же нет, мой сам.
Он долго смотрит на меня тяжелым взглядом, низко опустив голову, потом выпрямляется, швыряет тряпку туда же в раковину и уходит.
Я несколько раз вдыхаю и выдыхаю, усмиряя поднявшееся во мне раздражение, и, когда мне это удается, включаю воду.