Но в ограниченном пространстве спальни мне не сидится. Нельзя сказать, что я так уж избалована большими домами - после вынужденного возвращения на малую Родину где только нам жить ни приходилось, пока у отца (того, что биологический), были трудности с работой. Это было самое начало двухтысячных, страна находилась в полной заднице, и мы тоже ее не избежали. Угодили на самое дно. Контраст с сытой и обеспеченной жизнью в Штатах был чудовищным, и одиннадцатилетняя я, против воли вновь ставшая Раиской, переживала это падение болезненнее всех.
С матерью все понятно, она бежала к своей единственной любви, моему родному папаше, а с милым, как известно, и без дворца кайфово.
Хайдену тогда было всего восемь, он ни о чем не парился, и вообще, относился к переезду как к приключению. Типа экстремального туризма. Хоть его и напрягало немного отсутствие привычных вещей - велика, скейта и личного карта. С собой мать сумела взять только его ролики, остальное в чемодан не поместилось. Первое время брату вполне хватало и их, тем более, он быстро оброс друзьями - как настоящий американец, высоко котировался среди ровесников. Но вскоре отчим пристроил его в секцию картинга - до сих пор не представляю, чего ему это стоило, - так что брат был вполне доволен своей участью. И о прошлой жизни стал забывать.
Но не я.
Я не могла простить матери предательства. Не могла простить того, что она так и не сумела полюбить отца, который Кевин, и сохла по тому, который Денис. И даже особо этого не скрывала. Даже в свои одиннадцать я видела ее безразличие, ее апатию ко всему, и ужасно сочувствовала отцу. Возможно, поэтому всегда была на его стороне. И восстала против возвращения в Россию.
Но меня все равно увезли. Уговорами и обещаниями. Отец сам отвез меня в аэропорт, поклявшись, что, как только будет возможно, он меня заберет. В самолет я в итоге села, но не смирилась. И крови Хелен, которая снова стала Еленой, попила немеряно.
Ей пришлось согласиться и на то, что я буду жить на две страны - полгода с ними, полгода с отцом, - и что не стану называть Вахрушева папой. Я пыталась настоять и на том, что оставлю фамилию Вандербилт, но мои мечты разбились о непрошибаемость российских бюрократов. Мой американский паспорт не котировался, а из российских документов у меня имелось только свидетельство о рождении. На Раису Измайлову, разумеется. Поэтому в подмосковную школу я пошла под этим именем.
И не прижилась там. Одноклассники не приняли меня в свой круг, считая заносчивой мажоркой - одевалась я по-прежнему в "Тайсонс", не вняв советам матери "быть ближе к народу", - а учителя не прощали, как они называли, свободного посещения, и каждая по-своему пыталась меня наказать. С годами я выработала оптимальное время отсутствия на учебе - уезжала к отцу сразу после окончания года, жила все лето и начало осени, пропуская полностью первую четверть, а потом добирала еще и январь. Захватывая Рождество. Мое любимое время года…