Так нагло и самоуверенно меня ещё никто не бросал. Хотя эти несколько часов в одиночестве, где я бродила по галечному пляжу, недалеко от скал Адалары ничего путного не дали. Матвей ведь до сих пор меня обвинял в том, что я вычеркнула Романовича из своей жизни. Обвинял меня в жестокости, самовлюбленности, даже, помнится, несколько дней не разговаривал со мной. Но он не понимал одного, я поступила так ради самого Коли. Чем реже мы виделись, чем реже общались, тем была больше вероятность, что его чувства остынут. Да, жёстко, но он тоже для меня дорогой человек. Возможно, мы когда-то и начнем снова дружить. А пока нужно было решать эту ситуацию. Могла бы я так же отдалить от себя Сычева?
Я не знала. Я впервые не знала, что делать. Ведь он сказал, что его отпустило. И ему незачем мне врать. Но ведь врал, делал вид, что ничего нет. И вообще, для чего он признался именно сейчас? Вопросов было много, а ответы на них мог дать только он. Но дело в том, что встречаться с ним я была пока не готова.
Желание не пришло ни вечером, ни ночью, ни утром. А ведь у нас была ещё одна плановая поездка.
— Василий, ты спишь ещё что ли? — постучал он в дверь, когда на часах было шесть. Что же я надумала к этому времени? Озвучивать было страшно. То, что я смотрела в последнее время на него оценивающим взглядом, подмечала некоторые детали в его внешности, пыталась приставать, трактовала как-то иначе все прикосновения, ведь тоже было нездоровым проявлением той самой дружбы, которой я требовала от него. И захоронила в себе мысль, что Сычев меня может интересовать как мужчина, где-то глубоко в сейфе своего подсознания. Главное, чтобы он не выстрелил, как в легенде с ящиком Пандоры. Укуталась в одеяло и пошла открывать дверь. Теперь я точно не буду щеголять перед ним в провокационном виде. Хоть он и друг, но он парень, и это нужно помнить.
Вести себя с Сычевым словно ничего и не было, стоило немалых усилий. Если у него все перегорело, может, не стоило идти на такие крайние меры с Ромахой. Ладно, это другой вопрос. Но дело было в том, что я сама как-то нездорово реагирова на то, что в наших отношениях было привычно. Каждое его даже лёгкое прикосновение било электрическим разрядом, заводило сердце так, что даже пальцы начинали подрагивать. А находиться вместе в салоне автомобиля было страшно. Я просто боялась своих эмоций, которые до сих пор были мне непонятны. И наверное, именно поэтому после длительного дня который тянулся как старая жевательная резинка, прилипшая к подошве кросовок, я решила притвориться, что сплю, когда мы возвращались в Севастополь.