А я бью в стену.
Раз, другой, третий. Время утекает, растягивается, чтобы тут же стянуться в пружину.
Перед глазами тёмная пелена, яд течёт по венам.
Я стою в кухне с единственным желанием – причинить боль женщине, которая меня родила. Такую боль, чтобы она больше не сумела влезть в грязных сапогах в мою жизнь.
Думай, Марк, думай. Соберись, в себя приди.
Вдох-выдох. Вдох-выдох. Кислород по венам, но его глушит яд, разбавляет, в отраву превращает.
Вдох-выдох.
Я поднимаю разбитую руку, кровь тонкими ручейками стекает по запястью, впитывается в рукав футболки.
Постепенно дикая потребность крушить отступает на второй план, она уходит в тень, заслоняется другим острым желанием: догнать Марту. Во что бы то ни стало, найти её и объяснить. Сделать хоть что-то, чтобы она поняла: зря она снова поверила моей матери.
Я же предупреждал. Умолял. Но Марта всё ещё наивна настолько, чтобы слушать других взрослых.
Моя наивная Дюймовочка сейчас злая настолько, что попыталась всё разрушить. Только у меня не спросила, согласен ли я, чтобы наши отношения превратились в руины.
Я вылетаю из кухни, бьюсь об углы на поворотах, тяну дверь, оказываюсь на улице.
Внезапно двор кажется слишком большим. Я осматриваюсь по сторонам, как герой тупого блокбастера, но Марты не вижу, а ворота тем временем медленно съезжаются.
– Зачем выпустили? – ору охраннику, а он таращится на меня огромными перепуганными глазами. – Быстро открывай!
Боком просачиваюсь в небольшую щель, вылетаю на улицу, содрав кожу на спине, но я не могу больше ждать. Сейчас она уйдёт, и я последний шанс потеряю с ней поговорить. Потом она не захочет слушать – будет слишком поздно. Не поверит.
Она сидит, привалившись спиной к стволу дерева, растущего у обочины. Красивое и раскидистое, своим стволом отсекает от меня Марту.
Марта плачет. Съежившись в комочек, закрывшись ото всех, она, как маленькая, дрожит всем своим хрупким телом. Она выскочила, как была, даже волосы, растрёпанные в борьбе со мной, в вспышке противостояния, не поправила. Они густыми тёмными волнами лежат на плечах, лицо закрывают.
Я снимаю с себя футболку. Просто сдёргиваю вверх, ни о чём не думая, тканью к ранам прилипшей кровь себе пускаю. Шиплю от боли, но это всё ерунда, заживёт.
– Поднимись. Да-да, давай. Не смотри на меня так.
Ошарашенная Марта, сбитая с толку моим приказом, слушается, а я стелю на влажную после дождя траву свою футболку.
– Вот теперь можешь сидеть дальше.
Марта удивлённо моргает и оседает на землю.
Я сажусь рядом. Щекотно провожу ладонью по идеальной в своей зелени траве, срываю длинный колосок и смотрю на него. Молчу, потому что Марте нужно сейчас выплакаться, и, если она не рванула в сторону остановки, не запрыгнула в автобус, у нас есть ещё возможность всё выяснить.