Внутри всё ещё клокочет злоба и жажда справедливости, но сегодня я расставил свои приоритеты – сначала Марта и её обида, потом всё остальное.
– Знаешь, я так торопился уехать в последнюю командировку, что совсем забыл, на кого тебя оставляю.
Мне удаётся справиться с голосом, получается контролировать дыхание. Только на Марту смотрю: боюсь, если отвлекусь, она подскочит и рванёт куда-то, не захочет слушать.
– Зачем ты за мной пошёл? – спрашивает, не поднимая лица, пару раз икает и носом шмыгает. – Уйди. И футболку свою забери! Буду так сидеть, мокнуть.
Она приподнимается, пытается вытянуть из-под себя тёмную ткань, но я ловлю её ладони, тонкие запястья пальцами обхватываю, фиксирую, а Марта дёргается, пинается, несмотря на риск разбить затылок о дерево.
– Тише-тише, осторожнее, – прошу, но Марта яростно глазами сверкает, щурится, пытается отпихнуть меня, руки высвободить. – Не отпущу, пока не поговорим.
– Нам не о чем разговаривать, – бурчит, губу закусывает, рот кривит.
Всё равно красивая.
– Никуда я не пойду, пока ты не объяснишь, почему веришь кому угодно, кроме меня? Почему с плеча рубишь? Ты же не такая. Кто тебя накрутил?
Вопросы пропитаны горечью и капелькой обиды. В самом деле, детский сад какой-то.
– Разве я давал хоть один повод думать, что стыжусь тебя?
Я приподнимаюсь, становлюсь на колени, близко к Марте оказываюсь. Рук не выпускаю, только к груди своей их прижимаю, чтобы чувствовала, как сильно бьётся моё сердце.
Марта делает то же самое, и её макушка на уровне моего подбородка. Только глаза сверкают так ярко, что даже солнце на их фоне меркнет.
С Мартой у нас всегда было ванильно, как-то сахарно-радужно. Сейчас же искрит страсть, злая и тёмная, но от неё у меня голову напрочь срывает.
Второй рукой фиксирую подбородок Марты, в губы целую, сминаю их своими, языком в рот толкаюсь, но отстраняюсь резко, когда Дюймовочка укусить меня пытается.
– Не трогай меня, я кричать буду, – шипит, словно змея, попавшая в ловушку.
– Кричи. Потом, но сначала на вопрос ответь: я когда-то стыдился тебя? Может быть, от родителей наши отношения скрывал? От твоей мамы убегал? Может быть, с друзьями не познакомил? Что я сделал из этого, что ты вдруг решила: для меня это всё – ерунда и мимолётность? Ничего не значащая интрижка?
Марта хлопает ресницами, а в них такой широкий спектр эмоций.
– Нет, но…
– Но ты всё равно поверила кому-то, – качаю головой и на ноги поднимаюсь, за собой Марту утаскиваю.
Она слегка покачивается, я прижимаю её к дереву, упираю в него спиной, и вся преграда между нами – лишь руки Марты, прижатые к моей груди.