– Сын…
– Твой тон такой серьёзный, будто ты хочешь завещание огласить.
Да-да, неудачная шутка, но других у меня в запасе нет.
– Марк, не начинай, умоляю тебя, – мать шумно выталкивает воздух из лёгких, как-то вся растекается по дивану, теряет на мгновение самообладание и смотрит в экран плазмы. – Что смотришь?
– Ты об этом решила со мной поговорить? – усмехаюсь. – Знаешь, у тебя совсем не получается искренне интересоваться моими делами.
– Почему ты такой злой вырос? – с горечью, в которой мне тоже слышится фальшь.
Она мне кругом чудится, и, честное слово, я до чёртиков устал делать вид, что между нами ничего не происходит. Надоело притворяться.
– Выкладывай, почему раньше вернулась?
– Ой, лучше не спрашивай, – хмурится, злится, а я выключаю телевизор и откидываю голову на спинку дивана. Смотрю в лепной потолок, пересчитываю завитушки и радуюсь, что в моём новом доме не будет такой вычурной безвкусицы. Никогда.
– Но я всё-таки спросил.
– Сорвалась… командировка, – бросает раздражённо и легко встаёт на ноги, чтобы уже через минуту греметь бутылками в баре. В воздухе отчётливый аромат бурбона, и мать молчит до тех пор, пока не наполняет хрустальный бокал на треть. – Там куча накладок вышла, я не стала ждать, вернулась. Всё-таки дома лучше, что мне там делать?
– Дома да, дома лучше, – замечаю, растирая покрасневшие от бессонницы глаза. – Мама, я решил остаться тут.
Она удивлённо вскидывает свои чертовски идеальные брови и делает поспешный глоток. Тянет время, придумывает, как лучше отреагировать, подбирает слова.
– Ты рада?
– Марк, я… ты же собирался квартиру снять. Что изменилось?
– Передумал. Или есть какие-то возражения? – поворачиваюсь всем корпусом к матери, опираюсь локтём на согнутую в колене ногу, подпираю пальцами висок и смотрю на мать в упор, а та качает головой.
– Нет, конечно же, нет, – слишком беззаботно и снова глоток бурбона. – Ты наш сын, это такой же твой дом, как и наш. Конечно, оставайся. На любое время, хоть навсегда.
Она вымучивает улыбку, но я вижу, что что-то здесь не так. Что её смущает, но она не может об этом сказать.
– Кстати, а где твой отец? – она озирается по сторонам, словно папа всё это время мог быть в комнате.
– Не знаю… спит, может быть? Я его не искал.
– Спит он… – глаза матери на мгновение загораются злостью, но она быстро отворачивается. – Марк, нам поговорить с тобой надо. Очень серьёзно.
– О чём?
– О Регине, – тычет в меня пальцем, брови хмурит. – Сколько ты ещё собираешься бедной девочке мозги пудрить?
Ну вот, только моралей от взволнованной родительницы мне не хватало.