Днем Спартак видел Кузьму на Преображенской, около дома Вершинина, где размещался клуб анархистов. Мокрый черный флаг бессильно обвис. Из окна торчит пулеметное рыло. Кузьма балагурил с гармонистом Саней Ягодой. Теперь Саня веселил анархию — мать порядка. Кузьма зачерпнул снег и, скатав комок, запустил в Филиппа.
— Богато жить зачал, не узнаешь, — и захохотал. — Пойдем в акцизный склад. Есть чем разговеться.
Филипп, изловчившись, поймал снежок, но тот разбился о руки.
— Плохо катаешь, Кузьма, — и сам слепил ком, но Курилов ускочил за двери. Снежок угодил в затылок зазевавшегося Сани Ягоды.
Может быть, Кузьма просто так заходил в анархистский клуб, а может, до чего и договорился там.
Как назло, красногвардейский отряд в отъезде. Кузьму не арестуешь, да и в губисполкоме и у начальника гарнизона он имеет хорошую закрепку. Из-за этого и велел ведь Капустин передавать тревогу в Уральский партийный обком.
Вначале Филипп пошел к Василию Ивановичу Лалетину. Он ближе других жил, и так идти было удобнее. А с Василием Ивановичем они расстались, считай, всего часа три назад, потому что ездили к Аркадию Макарову на «спичку». Тот целый праздник сладил: открывалась на фабрике бесплатная столовая для всех рабочих, а Василий Иванович хотел там сказать речь по текущему моменту перед тем, как начнется еда.
Макаров привел их к конторе. Над крыльцом алела обтянутая кумачом звезда. Сразу ясно — торжество. На фабрике Аркадий показал, как делаются спички. Сам он вырядился в белую рубаху и, чтобы воротник ее не замарать, замотался шарфом, хоть жара была в этих цехах да капало куда попало.
— Без спичек можно вовсе погибнуть в темноте. И поскольку свет даем, решили мы назвать фабрику «Красная звезда», которая всем дорогу освещает, — говорил Макаров, обходя теплые лужи, которые образовались оттого, что дерево парили для спичек до такой поры, что оно, как капустный вилок, развертывалось по слоям.
Василий Иванович хвалил Аркадия за фабричное название, за то, что спички получаются неломкие.
Филипп был доволен, что увидел своими глазами все спичечное хозяйство. Оказывается, не тяп-ляп — и готово, а дело серьезное.
За одно только поругал Василий Иванович Макарова. Когда под гудок засели рабочие за столы, расхватали глиняные миски с ложками и вся мокрая от жары и смущения стряпуха стала разливать похлебку, вдруг что-то пыхнуло и заискрилось за окном. Все думали, что этот взрыв устроила контра. А Макаров объяснил, чтоб не пугались:
— Фейерверк!
Лалетин этим фейерверком и оказался недоволен:
— Сколь ты селитры зазря спалил, Макаров. Сам же говоришь, с сырьем хоть матушку репку пой.