— Харитон, ты что! — прерывала его Ольга. — Ведь все слышно.
Карпухин назло кричал громче:
— Кнут, кнут нужен! А так жить — лучше пуля в лоб.
Ярый был поручик. Сильно ярый. Нисколько он не переменился.
Чаще Жогины засыпали, так и не дождавшись жильца. Из-за этого они, видимо, чувствовали себя хуже.
В тот вечер Филипп от начала до конца выслушал все рассуждения Жогина и, притушив пальцами витую церковную свечку, уснул.
Его подняла барабанная дробь в дверь.
— Кто?
— Открой!
На пороге весь залепленный снегом стоял Петр Капустин. На бровях и ресницах поблескивали капли воды. Он стряхнул снег, криво усмехнулся.
— Пришел вот посмотреть, как живешь. Есть вода?
Филипп ждал. Уж конечно не напиться явился Петр в ночь-полночь. Что-то случилось.
Капустин сбросил в комнате размякшую кожанку, встряхнул ее, нашел гвоздь и вдруг выругался:
— Курилов-сволочь хотел сейчас арестовать. Человек пятнадцать пришло. Опять в стельку… Видимо, погреб какой разбили. Я услышал: по лестнице идут, грозятся, через слуховое окно вылез на крышу, потом на сарай — и к тебе. Военный диктатор нашелся! Сбросили его, так он решил сам переворот устроить. Саврас без узды!
— А Лиза-то как? — встревожился Филипп.
— Так, — неопределенно ответил Капустин. Ему не хотелось рассказывать, что после суда над Куриловым он не пошел к Лизе. Такое Кузьма публично заявил! Он долго не мог успокоиться. А на другой день уехал, и, когда вернулся, ему стало стыдно идти к ней. Ведь она говорила. «А я поверил. И кому поверил? Кузьме. А разве можно верить Кузьме, не выслушав ее?» Петр чувствовал неоплатную вину перед Лизой и хотел в тот же вечер отправиться к ней. А тут Курилов…
Филипп приставать с расспросами не стал. Он по лицу Петра понял, что сидеть и разговаривать некогда, натянул на успевшие просохнуть ботинки краги, шинель.
— Я один пойду. Тебе нельзя.
Петр кивнул.
— Узнай, были ли они у Василия Ивановича и Дрелевского. Предупреди. Если арестовали их, значит, заваруха серьезная. Обязательно проберись на телеграф, и пусть при тебе же сообщат по прямому проводу в Екатеринбург, Белобородову.
Капустин набросал телеграмму для Уральского обкома, приказ телеграфистам.
— Ну, и… — Петр замялся, — Лизу успокой. Наверное, у нее тоже были они. Но это потом, если времени хватит.
Филипп не любил задавать лишних вопросов, он нахлобучил папаху и сквозь мокрую вьюгу зашагал к Лалетину, хлюпая в снежной каше. Из-за угла скараулила его метель, сыпнула в лицо горсть снежной крупы. «Ух, погодка, чтоб ей…»
А Курилов, видать, совсем рехнулся или спутался с кем.