— Еще подумайте, — сказал он и мотнул головой, чтобы иеромонаха увели.
— В обитель? — спросил тот.
— Вашу дармоедскую обитель скоро прикроем, а пока в ту же, где ночь сидели.
Видать, совсем не по сердцу пришелся монаху подвал Крестовой церкви. В его глазах появилась тоска.
— Но я скажу, я скажу, — взмолился он. — Епископ повез святые иконы, изукрашенные самоцветами. От описи спасать. Иконам цены нет. Святые они. Повез в Круток, Тепляшинской волости. А более ничего не ведаю. Не ведаю. Отпустите меня.
Филипп со стыдом вспоминал о своей поездке в поместье Карпухиных Круток. Далеко видный дом с белыми колоннами был в полуверсте от Тепляхи.
«И как я оплошал», — ругал он себя. Может, расхолодило его то, что ехал всего-навсего за иконами. А попросту, видно, хитрее его оказался Харитон Карпухин. Спартак вспоминал, что, когда подходил к поместью, откуда ни возьмись выскочила собака-пустолайка и затявкала на красногвардейцев. Может, она была во всем виновата. А может, беспечность шалого мотоциклетчика Мишки Шуткина, которому велено было следить за окнами. Уж очень покойным показался Мишке вид раскинувшегося в низине села. Из труб дым поднимался прямо, как по отвесу. Утреннее солнце порозовило его. Может быть, тогда пришла Мишке в голову мысль, что старому епископу уже не решиться на прыжок из окна, с полуторасаженной высоты. А виновнее всего был, наверное, их наивный задор, с которым они вшестером, ворвавшись в карпухинский особняк и звеня коваными каблуками, бухая дверями и перекликаясь, разбежались в поисках епископа Исидора.
В небольшом зальце Филипп увидел сидящих рядышком за пасхальным куличом хозяина кафе «Роза» голенастого Спиридона Седельникова, владельца аптеки Бекмана, своего соседа-благодетеля Степана Фирсовича Жогина и еще одного, пахнущего кремом человека с тщательным пробором. Этого он сразу схватил за руку, потому что рука вздрагивала в кармане. На пол выпал браунинг, тонко сделанная вещица.
Что это был за хлюст? Уж не Чирков ли? Филипп сказал ребятам, чтоб с этого не спускали глаз.
У Жогина обвисли усы. Зато Бекман спесиво поблескивал золоченой дужкой пенсне. Что-то лепетал осинкой дрожащий Спиридон Седельников. В сторонке сидел пятый, с очень знакомы ми широкими бровями, посеребренной бородой.
— Епископ Исидор, — узнал Спартак.
Тот со злобой отвернулся и от Филиппа, и от своих соседей по столу. Обиделся владыка.
Карпухина нигде не было. Не могли же гости угощаться без хозяина.
Филипп, словно надеясь на помощь, крикнул:
— Где остальные? Карпухин где?
Владелец кафе, не в силах справиться с прирожденной официантской вежливостью, привстал: