— Ехал, ехал давеча, — пояснил старик. — А ты-то дальний ли будешь?
— Недосуг мне, дед! — крикнул Филипп и погнал Баламутку.
Он знал теперь, что лошадь любит, когда ее подхваливают, и льстиво похлопывал ее по шее, хотя, откровенно говоря, хвалить было не за что. Из-за нее он потерял ту четверть часа, которая отделяет его теперь от Карпухина. Один раз то ли показалось ему, то ли увидел действительно серую папаху и черного жеребца, но Баламутка уже выкладывала последние силы.
На пороге капустинского кабинета Филипп выронил плеть, бросил на стул папаху.
— Взяли Седельникова, Бекмана, епископа Исидора Жогина и какого-то хлюста, вроде офицера, а Карпухин сбежал, — безголосо сказал он и сел прямо на папаху. — До самого города гнался, настигнуть не мог.
— От черт, жалко! — сказал Капустин. — А ведь Карпухин-то и есть главарь. Он с Чирковым встречался.
Филипп это знал и так. Подойдя к ведру, долго пил, потом, отупелый от усталости, сел снова.
— Ну, а иконы-то, иконы-то нашли? — допытывался Петр.
— Куда они денутся? Кому нужны?
— Ты не говори, эти иконы десяти пулеметов стоят, — наставительно проговорил Капустин. — Может, и не одну пушку на них купить можно. В общем многое.
В это время медленно открылась дверь и просунулась голова Федора Хрисанфовича, рогожного заводчика. По-заячьи вздрогнула в улыбке губа. Он держал шапку в руке и все время, пока шел до стола, кланялся.
— Можно, Петр Павлович, обеспокоить вас?
— Ну, садись, Федор Хрисанфович. Что за нужда у тебя? — с холодной вежливостью пригласил Капустин.
Рогожный заводчик покосился на Спартака, ухватил пальцами свою любимую бородавку.
— Поклон вам от матери, от сестры. Отец просил, чтобы ты меня послушал, — справляясь с одышкой, медленно сказал Федор Хрисанфович и опять покосился на Филиппа. — А нам бы с тобой в одиночку побахорить, а?
Петр криво усмехнулся:
— Ну, выйди, Филипп.
Не успел Спартак дойти до конца коридора, как Федор Хрисанфович уже вышел от Капустина и, шумно дыша, прокатился к выходу.
Петр курил.
— Сволочь какой, — сказал он зло, — взятку припер. Посодействуй, говорит, чтоб от контрибуции освободили. А, подлец, — и возмущенно тряхнул льняной прядью, упавшей на лоб. — Я ему сказал, что не желающих платить контрибуцию мы препровождаем в исправительный работный дом. И ожидает это всех, кто не заплатит.
— А как он нас чихвостил, — вспомнил Филипп.
— Вот мы лучше и стали, — усмехнулся Капустин. — Так где Карпухина искать будем?
Солодона поручик бросил в проулке около вокзальчика. Ясно, что мог укатить на проходящем поезде. Но мог и остаться… К жене, к отцу, наверное, мог зайти.