Ольга усмехнулась, что-то прошептала своему кавалеру, еле заметно кивнула Филиппу.
Если б это было раньше, он бы за один этот кивок гору свернул. Филипп тряхнул головой и, косолапо отойдя, подумал вдруг, что зря она так улыбается. Отец-то уже в Крестовой церкви обитает. Не знает, видно, она ничего. И зачем мы явились, не знает. А знала бы, съела глазами.
— Вот жрут-то, братцы. Отколь что берется, — удивлялся Мишка, пока шли в электрокинотеатр «Одеон».
Потом была облава в заселенной до отказа гостинице. Вытряхали офицерье. Карпухина нигде не оказалось.
Филипп возвращался домой засветло, пьяно шатаясь от усталости. На пустынной мостовой за ним увязалась девица из разогнанного заведения.
— Эй, комиссарик, комиссарик! — звала она, пряча в голосе мед и насмешку. — Пошто моргуешь, не моргуй.
Филипп взглянул в нарисованное испитое лицо, вспомнил, как мать говорила о таких: «Ночная красавица — денной попугай».
— Ты это что? — сказал Филипп и взялся за кобуру.
Девица без испуга взвизгнула и ушла скучать на бульварную скамью.
Филипп едва поднялся к себе. Схватил ломоть ржаного каравая, да так и уснул, держа хлеб в кулаке.
Его разбудили причитания госпожи Жогиной, которой вторил голос Ольги. «Узнали об аресте, — умываясь, подумал Филипп. — А кто просил этого Жогина лезть куда не надо? Больно болтал много. Вот и ушибло на крутом повороте».
Филипп одернул рубаху и сел к столу. Со смаком раздавив луковицу, принялся за еду.
Вдруг он уловил: кто-то едва слышно постукивает к Жогиным — и, оставив недоеденный хлеб, на цыпочках прокрался к дверям пустующего зала.
Женщины перестали плакать, наперебой зашикали. Что говорили они, Филипп разобрать не мог. Понял только, что пришел к ним мужчина. Может, Карпухин, а может быть, кто другой, может быть, его брат.
Вот взять и ворваться: «Руки вверх. Кто такой?» — и… но что будет потом, Филипп не знал. Ну вот он ворвется с «велледоком» в руке. А человек скажет: «Я пришел передать привет от тетки Феклы и ничего не знаю, так что уберите вашу пушку».
Нет, это не годилось. Но что-то тут было дельное. Раз женщины перестали плакать, раз они радуются, значит, человек чем-то утешил их. А радость может быть одна — весть о Карпухине, потому что из подвала Крестовой церкви вряд ли чем теперь обрадует их Степан Фирсович Жогин.
Надо схватиться за этого пришлого и не упускать, пока не будет допрошен. Надо идти по его следам, а следы должны привести к Карпухину. Но если Филипп сразу же, как выйдет тот, двинется за ним, это могут увидеть Жогина с Ольгой, поднимут визг, человек удерет. Опять не годилась затея.